Теперь, когда это время отстоит от меня далеко, оно особенно ярко представляется мне; но тогда, когда оно проходило подле меня, цеплялось за меня, я относилась ко всему этому безотчетно, как бы к не выходившему из обыкновенного порядка жизни, тем более в 1832 году. В это время я была помолвленная невеста и до того отдана своим чувствам и новости положения, что внутренним состоянием своим была почти вне наружной обстановки.
Лучшая часть души моей была обращена к небу иному.
Слыша, что того-то удалили, того арестовали, я на мгновенье содрогалась от испуга, вроде того как человек, находящийся под чистым небом, услышав удар грома, вдруг содрогается, да и перестает думать о нем, видя над собой ясную лазурь.
Надо мной светило тогда ясное небо любви.
Очарованная его красотою, я не замечала занимавшейся на горизонте черной точки, которой предназначено было развернуться грозной тучею; по-видимому, не замечали ее и окружавшие меня. Они беспечно отдавались настоящему.
Продолжительная отлучка Вадима из Москвы перед женитьбой, частые, продолжительные поездки наши после женитьбы, новые интересы вне товарищеского кружка спасли его от ударов, которыми разразилась развернувшаяся черная точка; но несмотря ни на что, рикошетом они попали и в нас.
Дела семейства задержали Вадима в Харькове и в селе Спасском около полугода. Он изредка писал товарищам. Для частой же переписки с ними не имел достаточно свободного времени, занятый множеством дел по разделу имения и по хозяйству. Кроме того, граф Александр Никитич Панин {Бывший в то время попечителем Харьковского университета. (Прим. Т. Л. Пассек.)} предложил ему занять в Харьковском университете кафедру истории, и он, готовясь к ней, все свободное время употреблял на чтение исторических и философских книг да на переписку с родными и со мной. Через переписку мы больше узнали друг друга и больше сблизились.
Свободное копирование
