Прибывши в акушинские владения, маленький лагерь занял центральную позицию между селениями Кака-Шурой, большим Дженгутаем, Параулом и Гилли. Неприятель занимал сильную местность -- Кадар. Вскоре заметили среди неприятеля особенное одушевление и увидали, что к нему прибывают сильные подкрепления. Мюриды спускались с лесистых гор в селение Кака-Шуру.
Пассек донес начальнику дагестанского отряда, генерал-адъютанту Медему, что неприятель усилился; ему выслан был в подкрепление из Темир-Хан-Шуры 1-й батальон Житомирского полка. Не имея положительных сведений ни о количестве, ни о намерениях неприятеля, Диомид Васильевич, чтобы определить его силы и уяснить намерения, отправился с казаками в Гилли. Встретившиеся им по пути мюриды отступили и заняли как те, так и другие высоты, разделенные глубокою ложбиной.
Вслед за тем Вранкен {Товарищ Д. В. Пассека по академии, батальонный командир, впоследствии генерал. (Прим. Т. П. Пассек.)} получил приказ немедленно выступить из лагеря с полубатальоном и батальоном Житомирского полка, оставивши одну роту при тяжестях, трем ротам спешить на соединение. По приближении пехоты Пассек построил казаков лавами и ударил на неприятеля. Казаки вогнали мюридов в Кака-Шуру, там скрыта была у них артиллерия. Горцы открыли по казакам огонь, а из селения и из леса высыпали тысячи стрелков и показались массы пехоты. Диомид Васильевич приказал Вранкену принять казаков и стать на правом фланге избранной им позиции, левый заняли житомирцы, центром командовал известный в Дагестане своей храбростию штабс-капитан Павлов.
Меткий картечный огонь не допустил горцев кинуться в шашки. Между тем толпы их пехоты все больше и больше густели и уже охватывали русских с трех сторон, а кавалерия их пошла в обход. Уже значки неприятеля двигались к нашим все ближе и ближе, уже блестели шашки и кинжалы, и порывы одушевления горцев едва сдерживались стойкостию наших солдат. В тридцати шагах горцы остановились и открыли убийственный ружейный огонь. Пассек приказал не выносить раненых, а чтобы сберечь людей и дать им отдых, велел всем, исключая стрелков и их резервов, прилечь.
И вот 1400 человек должны были вступить в битву с 27 500 человек неприятеля, которыми командовали шесть известных наибов; но этими 1400 командовал Пассек.
Кругом прилежащие высоты были покрыты жителями окрестных селений, готовыми при первой нашей неудаче опрокинуться на нас. Все видели, что неизбежно умереть, но Диомид Васильевич весело объезжал ряды, шутил с солдатами и не терял надежды. Солдаты в него верили.
Видя, что против левого фланга мюриды многочисленнее и отважнее, Пассек, в то время как подошли житомирцы, приказал артиллерии штабс-капитану Лагоде, с правого фланга, скрытно перекатить единорог через высокую кукурузу на левый фланг и, когда будет подан условленный сигнал, дать сколько возможно больше залпов. Сам же, чтобы отвлечь внимание неприятеля от этого маневра, подскакал к остаткам казаков и спросил, могут ли они еще раз сделать атаку. "Почему нет, ваше превосходительство", -- отвечали казаки и ринулись в бой. Лагода превосходно исполнил поручение. Он незаметно, под дулами неприятельских винтовок перекатил орудие туда, где сосредоточивались главные силы неприятеля, сделал нежданный залп и осыпал картечью ряды разноцветных значков, развевавшихся по гребню хребта. Озадаченные горцы смутились; Диомид Васильевич, пользуясь этим мгновением, на которое он и рассчитывал, не давши опомниться горцам, крикнул: "Татарва бежит!" -- и скомандовал: "Кто апшеронец, за мной, ура!" Солдаты вскочили и ударили в штыки. В это время Лагода успел еще раз пустить картечью.
Передние ряды горцев поколебались, задние напирали на передних и образовалась одна волнующаяся масса. Казаки, пехота, горцы, пики, шашки, штыки, кинжалы -- все перемешалось. Горцы стали отступать, вначале медленно, но страшный натиск наших обратил их в бегство.
Поражение было полное. Горцев гнали, топтали конями и втоптали в Кака-Шуру. Пассек велел ударить отбой. Лицо его сияло радостью победы. Во время битвы он всюду летал на своем известном Карабахе, зорко следил за ходом дела и наблюдал, чтобы все направлялось к одной цели.
Поле битвы было покрыто трупами; горы ковров, оружия и больше двадцати значков были трофеями этого знаменитого на Кавказе дела.
После битвы, объезжая поле сражения, Диомид утешал раненых и облегчал их страдания. В числе раненых лежал Вранкен. С трудом приподнявшись от земли, он обратился к Пассеку и едва слышным голосом сказал: "Прощай! умираю". По лицу Диомида катились слезы. Он склонился к нему с лошади и отвечал: "Если уже судил так бог, то мы похороним тебя, наш дорогой товарищ, на поле битвы, памятником тебе будет его слава" {В статье же самого Вранкена об этом деле сказано так: "Радуйся, друг мой, мы отмстили за смерть твою, знамя даргинского народа, двадцать значков и сотни тел послужат тебе надгробным памятником", (Прим, Т, П, Пассек.)}.
Жители ближайших селений, наблюдавшие с высот, поспешили поздравить наших с победою и извинялись, что не пошли на помощь. "Не нуждаемся в вашей помощи, -- сухо отвечал Пассек, -- но могу вас поздравить с тем, что не присоединились к неприятелю".
Свободное копирование
