На другой день вышеупомянутого детского праздника в дом к Ивану Алексеевичу явился, не совсем в трезвом виде, университетский солдат (Саша уверял, что университетские солдаты никогда не бывают трезвы, оттого что чад юных мечтателей переходит в их головы); он принес Саше записку от ректора с приглашением явиться к нему в пять часов после обеда. Саша был уверен, что ректор приглашает его не за тем, чтобы свистать и топать, и потому il se hâtait lentement {он медленно поспешал (франц.).}, однако, не теряя бодрости, отправился, нарочно опоздавши часом.
Возвратясь домой, Саша прежде всего описал нам наружность ректора. "Вид его, -- говорил он, -- до того теократически назидателен, что один студент из семинаристов, пришедши к нему за табелью, подошел под благословение и постоянно называл его "ваше преподобие, отец ректор". Потом рассказал, что ректор начал беседу с ним выговором, продолжавшимся добрых полчаса, сказанным, добавил он шутливо, очень дурным слогом, тем самым, которым написана его физика. Затем следовал фирман -- написать, что происходило на шумной лекции, что делал он и что делали другие, и что, вероятно, для поощрения, ректор заключил речь тем, что никак не теряет надежды, что Сашу и подобных ему карбонарий, пользуясь сей верной оказией, отдадут в солдаты. Имея такую перспективу, ежели не блестящую обстоятельствами, то блестящую пуговицами, он счел за благо от всего отпереться, сказав, что на лекции не был, желая употребить на пользу свободный час, что шум слышал, но кто, как, для чего шумел -- знать не знает. Ректор взбесился, говорил Саша, разругал девчонку, подававшую в это время чай, и велел ему явиться на другой день в совет.
Свободное копирование
