Одна из наших прогулок, в которой участвовал и Саша, оставила такое светлое впечатление, что он вспомнил о ней в своих записках об Италии.
Это было на закате солнца; возвращаясь из леса, мы выбрались на полянку к реке и остановились, пораженные волшебной красотой открывшейся нам картины. Вся панорама, видимая с Марьинской горы, с опускавшимся солнцем тонула в туманно-знойном пурпуре вечерней зари: очертания предметов скрадывались, воздух и легкий пар над рекою алели, а над нами и за нами синело холодное небо. Вдруг среди безмолвия раздался пастушеский рожок и звон бубенчиков, и из-за деревьев, медленно выступая друг за другом, показалось небольшое стадо, а за ним миловидный крестьянский мальчик лет четырнадцати. Это явление до того стройно совпало с целым, что на всех лицах вызвало улыбку бесконечного счастия.
В исходе июля Иван Алексеевич собрался посетить племянника своего, Дмитрия Павловича Голохвастова, в его селе Покровском, лежащем верстах в двух от Нового Иерусалима. Поездке этой больше всех радовался Саша; он надеялся через посредство Дмитрия Павловича склонить отца на согласие к поступлению его в университет.
В Саввине монастыре, расположенном в самой живописной местности, мы обедали. Не доезжая Покровского, Ивану Алексеевичу рассудилось еще отдохнуть в небольшой деревушке. Экипажи остановились у плетня, под тенью берез. Сквозь плетень виднелся огород и стоявшие там колодки пчел посреди подсолнечников и красного мака.
-- Вот что прекрасно, -- сказал Иван Алексеевич, указывая на пчельник, -- трудолюбивые пчелы, запах меда, воска, цветы, -- все это преполезно. Пока лошади отдохнут, мы в пчельнике понаберемся здоровья.
Все вышли из экипажей, рассуждая о трудолюбивых пчелах и о приносимой ими пользе и удовольствии.
Из ближней избы показался старик, хозяин пчельника; он приветливо пригласил нас в огород и отворил калитку.
По тропинке, протоптанной между гряд огурцов и моркови, пробираясь друг за другом, мы достигли пчельника. Около ульев, жужжа, вилися пчелы и окружили нас со всех сторон. Мы стали от них отмахиваться, хозяин просил нас стоять покойно, но было уже поздно. Раздраженные пчелы исступленно стали нападать на нас. Одна из них забилась мне в волосы, запуталась в них, визжала и рвалась вон. Я трясла своими длинными, густыми кудрями, чтобы освободиться от пчелы, но она, выпутываясь из них, ужалила мне ухо. Движения мои взбесили пчел окончательно. Они напали на нас с таким неистовством, что мы, отмахиваясь от них чем ни попало, опрометью бросились из огорода. Несколько пчел гнались за нами до экипажей. Торопливо отворивши дверь кареты, мы впрыгнули в нее и подняли окна. Тут только увидали, что все были пережалены.
-- Вот как понабрались здоровья, -- говорили мы печально, прикладывая сырую землю к болевшим местам.
Иван Алексеевич еще долго оставался на пчельнике, толковал с хозяином и, к нашему удивлению, ни одна пчела его не тронула.
В Покровское мы приехали около вечера; Дмитрий Павлович встретил нас чрезвычайно радушно. Он помещался во флигеле и уступил нам лучшие комнаты.
Мы прогостили в Покровском около недели, осмотрели библиотеку Дмитрия Павловича, поля, луга, засеянные клевером, тирольских коров, конский завод, земледельческие машины, привезенные им из-за границы, пробовали стоявшую на пруду водоподъемную машину, но она не подействовала.
В праздник ездили в Новый Иерусалим, где осмотрели всю церковь и ризницу.