Страшный треск и блеск разбудили меня. Открывши глаза, я с изумлением осматривалась вокруг себя; бабушка сидела на постели и крестилась, подле нее на столике, перед образом, горела восковая свечка, Параша по книжке читала молитвы, Груша, стоя у печки, клала земные поклоны.
-- Молись, Танюшенька, -- сказала бабушка, видя, что я проснулась, -- господь внемлет молитве невинных и помилует нас. Гнев божий, друг сердечный, буря ужасная!
Ветер распахнул ставни некоторых окон и хлестал ими то о стены дома, то об окна. Ослепительная молния вспыхивала точно в комнате. Вместе с молнией слышался величественный гул, возрастая, он разражался оглушительным треском и переходил в неумолкаемые раскаты. Ветер выл, гнул к земле деревья, заглушая шум проливного дождя, и рвал крышу с бабушкиного домика.
После грозы, ударившей в классную комнату в пансионе, я боялась грома до болезненности. Встревоженная, торопливо встала с постели, накинула на себя платье, дрожа всем телом стала перед киотом и начала машинально креститься с земными поклонами.
Чтобы освободиться от гнетущего чувства тоски и страха и не думать о грозе, я стала вслушиваться в молитвы, которые отчетливо, с усердием читала Параша, и всматриваться в образа. При трепетном свете лампадки и блеске молнии божественные лики, казалось, оживали, с любовью смотрели на меня, таинственно что-то говорили мне. Святые изображения, одни других трогательнее, молитвы, исполненные величия духа и смирения, теснились мне в душу, будили в ней какое-то новое чувство, и молитва, полная еще не ведомого мне блаженства, полилась из отроческой груди моей. Я забыла все и не заметила, как гроза стала утихать.
Туча разделилась на облака, равномерно шумел частый дождик, струясь, журчали дождевые потоки, широкие молнии светили вдалеке. На горизонте показалась светлая полоска занимавшегося утра. Наступившая тишина и ласковый голос бабушки вывели меня из моего восторженного состояния.
-- Поди-ка ко мне, свет мой, -- говорила мне бабушка,-- я порадовалась, глядя на тебя, как ты хорошо молишься. Молись, дитя мое, ты вступаешь в жизнь сироткой, жизни не знаешь -- ребенок совсем, а господь-то умудряет младенцев.
Под влиянием простых, полных благодати речей бабушки, чувства, вызванные к жизни в душе моей росли рядом не испытанных еще мною безотчетных мыслей и ощущений. Я относила это новое состояние духа к впечатлению, произведенному на меня молитвами, и, желая удержать его, попросила бабушку дать мне почитать ту книжку, которую во время грозы читала Параша. Бабушка сочла мое желание действием благодати, нисшедшей на мою юную голову, и подарила мне ее. Это были киевские святцы. Я так обрадовалась им, что чуть не со слезами благодарности обняла старушку и, ложась спать, спрятала молитвенник себе под подушку.
Свободное копирование
