Погода стояла серенькая, моросил частый дождик.
За заставой Петр Семенович, приказчик дяди из крепостных, присланный провожать меня, привязал колокольчик, застегнул у коляски кожу и опустил зонт. Лошади бегут рысцой, колокольчик звенит, мы сидим в полумраке и разговариваем; я считаю, сколько дней мне придется прожить в деревне, и нахожу, что просрочить недели две ничего не значит.
-- А сколько верст от Москвы до Чертовой? -- спрашиваю я Наталью Ивановну.
-- Два девяноста, свет мой, -- ласково отвечает она, -- и не увидишь, как доедем.
-- Скоро ли теперь мы приедем? -- говорю я на третий день нашего путешествия.
-- Да вот, -- отвечает она, -- проедем Лопасню, там наша Сторожевая, а за ней рукой подать до Чертовой.
Проезжаем Лопасню, поля ржи и гречихи раскидываются перед нами во все стороны.
-- Вот и наша Сторожевая, -- говорит Петр Семенович, тяжело спускаясь с козел и поправляя что-то у коляски.
-- Нельзя ли опустить верх? -- спрашиваю я его.
-- Если прикажете, опустим, -- отвечает он.
Первый раз в жизни слышу что я могу приказывать; мне это приятно. Я приказываю.
Верх коляски опущен. С обеих сторон видны крестьянские избы, крытые соломой. Встречающиеся бабы низко кланяются мне, мужики скидают шапки, ребятишки, игравшие посреди дороги, разбегаются: одни прячутся в избы, другие останавливаются и смотрят на экипаж, разиня рот, вытащив руки из рукавов рубашки и болтая ими. Кучер погрозил на них кнутом. Я подымаюсь в собственном мнении. В стороне светлеет пруд, над водой склонились вербы и купают в ней свои ветки.
-- На этот пруд, -- говорит Наталья Ивановна,-- дяденька ездит рыбу ловить; тут водятся только караси, попадают куда какие хорошие, все больше желтые, в ведре ровно золото блестят.
Проезжаем Сторожевую; опять поля волнующегося хлеба, луга цветов. Показался плетень, за плетнем деревья.
-- Это наш нижний сад, -- говорит Наталья Ивановна,-- а вот это, смотри-ка, друг, сквозь деревья, наша баня, пруд, вон и флаг развевается на бельведере дома, а вот и дом.
Мы въезжаем во двор; дядя и Алеша стоят на крыльце и машут нам белыми фуражками. Коляска бойко подкатывает к крыльцу, я легко выпрыгиваю из экипажа, меня обнимают с радостными восклицаниями. Мы входим в комнаты, там встречает меня тетушка и с ней ее компаньонка, пожилая девица. Я осматриваюсь и прихожу в восторг. В раскрытые окна и двери балкона теснятся деревья, кусты белой и синей сирени, пунцовые пионы, розаны и льется запах лиловых фиалок. Закатывающееся солнце отбрасывает на все алый оттенок.
Алеша тащит меня за руку в сад взглянуть на приготовленные мне сюрпризы.
-- Оставим это до завтра, -- говорит тетка, -- а теперь угостим ее чаем с нашими деревенскими сливками и хорошим ужином да уложим пораньше спать, пускай отдохнет с дороги.
Войдя в назначенную мне комнату, я увидала молодую горничную, которая убирала мои вещи; она мне нравится. Дядя тут же дарит ее мне. Вне себя от радости, я обнимаю крещеную собственность; девушка также радуется чему-то. Всю ночь мне снится, что я играю с моей Дашей в бильбоке и ем вишни.