В пансионе мне было долго все противно, начиная от звонка, сзывавшего в классы, к обеду и ужину, до ласк, которыми начальство осыпало детей в глазах их родителей, и особенно тех, от которых получались большие подарки; от чая с синим молоком и черной сахарной патокой вместо сахара до дурацкого колпака из парусины, с красной суконной кисточкой, который надевали нам на головы за разговор на русском языке, не принимая в расчет, что мы не знали ни одного языка, кроме русского. Таким образом, мы обрекались на безусловное молчание. Увенчанная зорко сторожила, не проговорится ли которая-нибудь и, уловивши русское слово, торопливо передавала шапку.
Меня поместили в меньшой класс; там уроки давала сама m-lle Данкварт. Она была вспыльчива и строга, мы болезненно ожидали ее прихода, к концу класса всегда оказывалось много наказанных. Наказания были разного рода: ставили в угол, на колени; маленьких драли за уши, секли; с большими перебранивались; чаще всего значительное количество оставалось без обеда и без ужина. Под наказаньями держали так продолжительно, что часто ученица, ставшая в угол с горькими слезами, утомившись, делалась равнодушной и начинала развлекать себя, то царапая со стены известку, то отрывая от книги клочки бумаги, скатывала из них шарики и исподтишка стреляла ими с пальца в подруг и даже, как бы не нарочно, в классную даму -- ко всеобщему удовольствию,
Иные освоивались с наказаниями до того, что превращали их в забаву и переставали затруднять себя приготовлением уроков или снисканием похвал за благонравие.
Свободное копирование
