С наступлением весны мы опять поехали в Карповку. Как я обрадовалась деревне, бору, ручью с развалинами плотины, клетке с перепелом, своему окну, из которого виднелась зеленая озимь, белкам, зайцам. Как радостно взобралась на свой стол, услышала утром жаворонка, вечером перепелов. Я поместила у себя на столе и краски, и Робинзона, и "Детское чтение", -- и ко всему относилась сочувственнее и отчетливее прежнего. Это была наша последняя поездка в Карповку, вскоре батюшка ее продал.
В Корчеве нас поместили уже в доме. Там случайно мы сделались частыми свидетелями бильярдной игры. В нашей детской, смежной с бильярдной, над лежанкой, было небольшое, круглое отверстие, заткнутое свернутым лоскутком холста. Как только мы слышали, что в бильярдной гости и начинается игра, то поочередно становились на лежанку, вынимали затычку и любовались на посетителей, на лампы, на шары, кии, игру. Отец считался первым игроком на бильярде. Он чисто, отчетливо делал шары в лузы, ловко ходил с кием вокруг бильярда, иногда играл положивши на лоб серебряный рубль, кончал партию с трех или четырех ударов. В восторге мы прыгали на лежанке.
Кроме бильярда, при отце у нас иногда шла довольно большая игра в карты.
Когда готовилась игра, двери во внутреннюю половину дома запирались, в зале, гостиной и кабинете раскладывались столы, и игра шла целую ночь.
Утром, когда все еще спали, мы с братом отправлялись подбирать карты для постройки домиков; они грудами валялись по полу, по раскинутым столам, вместе с мелками, щеточками, пустыми и недопитыми стаканами чаю, с мебелью в беспорядке.
Все эти картины возбудили в моем брате страсть к игре, а во мне глубокое отвращение ко всякого рода играм, к проигрышам и выигрышам.