Прислугу у нас содержали и одевали хорошо, обращались с нею ласково или, лучше сказать, милостиво, но при малейшем опущении обязанности, за косой взгляд, за неуместное возражение отец мой, несмотря на врожденную доброту, бывал беспощаден. При этом невольно приходит на мысль, как при произволе самая доброта ненадежна. Нередко бывало, что под влиянием дурного расположения духа, прихоти, даже каприза творилось то, о чем после сожалели, старались поправить, но поправить не всегда удавалось.
Отец мой был человек хороший и не без способностей, но все это нередко потемнялось от безотчетности нравственных понятий. Случалось, что один и тот же поступок он объяснял различным образом, смотря по тому, как ему было выгоднее, лишь бы общественное мнение стояло за него. Глубоко подумать о правилах жизни он был не подготовлен ни воспитанием, ни окружавшей его сферою. Сверх всего, у него не было для этого ни охоты, ни досуга. Он всегда был чем-нибудь увлечен, что-нибудь предпринимал, устроивал, куда-нибудь ехал. Семейной жизнью скучал, любил общество, вел большую игру и нередко на месяцы уезжал то в столицы, то на большие ярмарки, с которых привозил одновременно: ковры, хрусталь, фарфор, громадных рыб, жене шляпку, кучеру кушак, золотую табакерку с музыкой, духи, икру и проч. С возвращением его дом наш, без него тихий, безмолвный, оживлялся и становился шумен; слуги бегали, суетились, гости толпились с утра до вечера. Все знакомые отца моего находили, что ни с кем нельзя так прекрасно провести время, как с ним и у него. Отец был очень приветлив и красноречив. Любил очаровывать любезностью, остроумием, дивить блеском дома, прислугой, конским заводом, борзой собакой, гостеприимством. Он был бы счастлив, если бы мог посадить за свой стол разом всю губернию и угостить песельниками и танцовщиками так же, как ухой из волжских стерлядей с налимьими печенками, фисташковым мороженым -- трудов Федора Агеева, шампанским и кормлеными индейками. Разговоры вертелись больше на местных интересах и забавных анекдотах. Политические сведения почерпались из "Московских ведомостей", наук не касались, считали их делом профессоров, не имеющими близкой связи с жизнью общества, и относились к ним с своего рода иронией. Кроме газет, читались только романы; их покупали почти что на пуды у купцов, приезжавших с товарами.
Свободное копирование
