У нас мы нашли приезжего гостя из армии -- двоюродного брата моего отца, Осипа Алексеевича Кучина, -- молодого, веселого, прекрасного собой. Он был ранен, взял отпуск лечиться и поселился у нас до выздоровления. Его рассказы о пожаре Москвы, Смоленска, о сражениях под Бородином, Тарутином, Красным, о переходе через Березину и бегстве Наполеона с армией, а затем блестящие герои, восторженный патриотизм, таинственная комета с хвостом в полнеба -- все это сделалось моим вторым волшебным миром.
Масса плохо гравированных, раскрашенных картин с изображениями сражений и портретами отличившихся воинов ярко отпечатлели этот период времени в моей памяти, а подаренная мне дядей коллекция карикатур на французов дала мне о них понятие, как о самом ничтожном народе. Эти картины расходились в огромном количестве, покупались народом на последние копейки, возбуждали чувство народной гордости и уверенность в свои силы и возможности.
Катерина Петровна, рассматривая вместе со мною картинки, поселяла во мне не только что о французах и их императоре, но и вообще о европейских народах и государях, еще более ничтожное представление. Какие это короли, говорила она тоном пренебрежения, это не короли, а королишки, у них, чай, и чайнички-то все с отбитыми носиками.
Вышедшая тогда песня:
За горами, за долами
Бонапарте с плясунами
Вздумал вровень стать,--
пелась и в гостиных и в передних, игралась на фортепьяно, на гитаре и на балалайке. Я с ребяческим увлечением певала:
Бонапарту не до пляски,
Растерял свои подвязки, --
и думала с удовольствием, достанется же ему за это, помня, как меня наказывали, когда я теряла свои подвязки. И вместе с Катериной Петровной радовалась, когда услышала, что Бонапарта поймали и засадили на остров.
Но, невзирая на жаркий патриотизм и неприязнь к иностранцам вообще, я с невольным чувством жалости смотрела на изображения несчастных, оборванных пленных, несмотря на то что Катерина Петровна говорила "по делам вору и мука", и чувство это высказалось при первом представившемся случае,
Свободное копирование
