Дневник полковника Рашевского - 44

14 марта

В 2 1/2 часа ночи раздались все учащающиеся выстрелы наших батарей. С моря выстрелов не было. Вскоре в канонаде приняли участие все наши батареи, стреляли даже с Северной Крестовой батареи, откуда обстреливаются лишь ближайшие доступы к берегу. С Лагерной батареи, куда я по обыкновению направился, на горизонте виднелись но многих местах огоньки прожекторов неприятеля. Огненные языки наших прожекторов скользили по горизонту, освещая по временам то Сигарообразный корпус миноносца, то более громоздкие фигуры неприятельских судов. Вскоре выяснилось, что батареи наши стреляли по приближающимся ко входу и бухту 4 брандерам, и так как последние шли полным ходом, но стрелять стали залпами. С Лагерной ясно было видно, как брандеры проскочили за Электрический утес прямо ко входу. Так как вслед за сим оттуда раздалась сухая дробь выстрелов, то мы решили, что экипажи с тонущих брандеров встречены с берега ружейным огнем; на деле же было так, что стреляли экипажи с брандеров по береговым батареям из митральез. Затем, по остановке брандеров, бывшие на них соскочили на шлюпки и отчалили в море, где и взяты ныли на буксир своими миноносцами. Проделывалось все это под адским огнем с берега и проделано было настолько удачно, что, по словам артиллеристов с ближайших к берегу батарей, потопить удалось одну лишь шлюпку, а остальные преблагополучно ушли. Тем временем с батарей наших стрельба не умолкла, так как в лучах прожекторов то и дело попадались силуэты миноносцев, дерзко приближавшихся к крепости на расстояние менее 3 верст. Лишь по временам наступало затишье, когда на батареях сомневались, видят ли они неприятельского или же одного из 4 своих миноносцев, которые высланы были в море при первом появлении врага.[1] К этому времени по телефону с Золотой горы передали, что из 4 брандеров три уселись на прибрежные камни у входа, а один, взорванный нашей миной, -- в некотором отдалении от берега,[2] но что самый вход продолжает оставаться свободным -- заградить его, несмотря на все мужество и отчаянность врага, пока не удалось.

Стрельба по миноносцам окончилась тем, что вскоре заметили одного из них, сильно выпускающего пары и медленно сходящего ко входу в бухту; видимо, это был наш миноносцы, которого ранили свои же батареи, и действительно, это был "Сильный",[3] на котором 6-дм. бомба разорвалась в средней трубе, повредив котел, причем были обварены до смерти механик и несколько кочегаров. "Сильный", стараясь уйти о бухту и боясь затонуть сам, выкинулся на берег под Золотой горой. Поражает меня, зачем разрешают батареям стрелять ночью по миноноскам. Конечно, нельзя не стрелять в большие суда, но тратить заряды на мелочь решительно не стоило бы, да и, кроме того, слишком опасно для своих же. Лестно потопить неприятеля, но, казалось бы, гораздо лучше десять раз не стрелять по миноноске врага, чем погубить свою собственную.

К 4 1/2 час. огонь батареи затих совершенно, и я поспешил домов отдохнуть после тревожной бессонной ночи. Однако менее чем через 2 часа выстрелы снова возобновились, и я снова отправился на батарею. Уже совершенно рассвело, и на горизонте ясно обозначались силуэты крейсерной и миноносной эскадры неприятеля; стреляли снова по миноносцам, которые подходили на дистанцию до 7 верст к крепости; стрельба на этот раз была безрезультатна -- попасть нашим ни в кого не удалось. Наши "Новик" и "Баян" уже были на рейде, а вскоре к ним присоединились "Аскольд", 10 миноносцев, "Победа", "Петропавловск", "Диана" и "Полтава"; с рейда послышались звуки поднятия флага, а затем плавные аккорды гимна. На рейд не вышли только "Пересвет" и "Севастополь" и, как оказалось впоследствии, оттого, что накануне, ори маневрировании в море, "Севастополь" получил серьезное повреждение от наскочившего на него тараном "Пересвета", -- новая грустная неудача с нашими судами.

Между тем на горизонте, прямо против Крестовых батарей, вырисовались один за другим силуэты 6 японских броненосцев, и вскоре обе эскадры грозно выстроились в виду крепости. Однако враг держался на такой дистанции, что даже стрелять было нельзя; очевидно, он снова собрался, чтобы торжествовать удачу атаки брандеров, рассчитывая застать наш флот запертым, а, разочаровавшись в несбывшихся надеждах, не желал подвергаться риску борьбы хотя бы и со слабейшим противником, но находящимся под защитой береговых батарей.

К 10 час. неприятельские суда мало-помалу стали удаляться и вскоре скрылись совершенно из виду; наши также, простоявши еще на рейде до 12 час, один за другим вошли в бухту, не сделавши ни одного выстрела.

Как только определилось, что противник уходит, я поспешил к Золотой горе осмотреть место ночной атаки брандеров. Ближе всех к промежуточной батарейке стоял наш "Сильный", взгромоздившийся носом на прибрежные камни. Около него суетились два катера и подходил третий, буксир, очевидно, имея целью стащить его с мели. Неудачник "Сильный" -- незадолго до этого ему удалось заменить новой носовую часть, разбитую им в самые первые дни войны при столкновении со своим же миноносцем, а тут снова поврежден и на этот раз, вероятно, много серьезнее. За "Сильным" дальше по берегу с раздробленным носом (вероятно, нашей миной) стоит японец -- большой красивый пароход; несколько сзади него, также почти у берега, второй такой же, но без заметных внешних повреждений; оба крепко засели на береговых камнях. Далее, ближе к средине прохода, затонул третий японец, носовая часть его приподнята, кормой же он сидит на дне. Одни говорят, что он сам взорвался на этой месте, другие -- что он был подорван здесь миной с нашего миноносца. Этот третий брат уже засел удачнее прочих для японцев: ему удалось значительно сузить проход между левым берегом и нашими затопленными "Харбином" и "Хайларом". Четвертый брандер взял сильно влево и сел на мель у Тигрового полуострова, приткнувшись к остову "Айяха-мару" -- жертвы ночной атаки брандеров 11 февраля.

Когда я пришел, то с брандеров свозили уже на берег различные вещи, между которыми две митральезы с патронами, разнообразные предметы для спасания на воде (круги, пробковые пояса), много консервов и др. Говорили, что это те же суда -- мнимые английские купцы, которых так добродушно отпустил вчера "Аскольд", удовольствовавшись поверхностным осмотром и требованием судовых документов, не поинтересовавшись даже подробнее осмотреть их трюмы. За предположение это говорило также то, что на бортах брандеров свежей еще краской замараны были английские названия и заменены японскими; нашли на них и английские флаги.

"Сильного" сняли с мели только к 2 час. дни.

До вечера все было тихо, японцы, видимо, ушли далеки.