автори

1427
 

записи

194041
Регистрация Забравена парола?
Memuarist » Members » Anatoliy_Maksymov » Хозяйство

Хозяйство

05.09.1926
Кричим, Болгария, Болгария

Несколько позже был выстроен каменный коровник. Между ним и домом была «арена». Над ней – туго натянутая стальная проволока для сушки белья. Здесь, вдоль этой проволоки, происходили соревнования в стиле перетягивания каната. Предметом борьбы между мамой и теленком была простыня. Теленок сдергивал простыню с проволоки и начинал жевать, а мама старалась ее вырвать у теленка. По мере того, как теленок сдавал свои позиции, мама становилась обладательницей прожеванной простыни – всю в дырах! Мама нам объясняла, что теленок любит вкус мыла.

Со временем появилась и печь, в которой пеклись куличи и пасхальные мясные блюда. 
Рядом с летней кухней стояло огромное ореховое дерево. Под его широко раскинутыми ветвями поставили длинный стол и скамейки. Под этим орехом принимали друзей и знакомых и пили чай с кизиловым вареньем маминого изготовления.

Вскоре папа привел корову. Он сказал, что корова голландской породы и что эта порода дает много молока. С тех пор прошло много лет, а я еще четко ощущаю вкус парного молока и вспоминаю, с какой жадностью я его пил, закусывая моим любимым серым хлебом.

Потом появились кабан и домашняя птица. 

За чистоту сарая отвечал я. Я выгребал грязный песок (соломы не было) и заменял его чистым, который привозил с берега реки. Бывали случаи, когда песок был повлажнее, и я не мог докатить тачку до сарая. Тогда я ее разгружал, разбрасывая песок под ноги цыплятам, прыжки которых меня веселили.

Обзавелись маслобойкой, и на столе появилось коровье масло «собственного производства», которое по вкусу несравнимо с маслом из снятых сливок. 

Перед Рождеством папа приводил домой мясника, и они кололи кабана. На столе появлялись соленые и копченые окорока, смалец и колбасы «моего изготовления»! 
«Смотрите, каким хозяйством обзавелся Федя»! – говорили друзья и приятели. 

Кажется, раза два в неделю я носил молоко в село и разносил его по домам. Нести двухлитровую банку на протяжении пяти километров мне было не под силу. Поэтому я останавливался «отдохнуть», спускался к речке и забывал, что рядом стоит банка с молоком, и приносил простоквашу. Конечно, за это меня по голове не гладили! 

Был случай, когда по дороге в село меня нагнала шедшая домой утренняя смена рабочих. Среди них оказался священник. Я обратился к нему с просьбой: «Господин батюшка, помогите мне, пожалуйста». Батюшка взял мою банку и донес ее до острова.
Спасибо тебе, неизвестный мне батюшка! 

Наконец, в нашем хозяйстве появился конь, по прозвищу «Васька», на котором я развозил молоко и привозил домой продукты питания и мешки яблок для домашнего повидла.

Работы шли полным темпом. По трассе туннеля, на каждом километре, были пробиты «окна», через которые вывозили строительный мусор и подавали строительный материал. Недалеко от того места, где когда-то находился монастырь, смонтировали камнедробилку и из села подвели к ней узкоколейку. Молотки стучали круглосуточно. Рабочие подкатывали вагонетки и загружали их то щебнем, то песком, в зависимости от надобности. Небольшой дизельный тягач сортировал вагонетки с песком или со щебнем и выводил их на главную линию.

Рядом была кузница, где ремонтировали пневматический инструмент и закаляли зубила и буры. Я любил эту кузницу и проводил в этом цехе все мое свободное детское время. Мне разрешали «трогать» тот или иной инструмент и иногда давали разбирать сам агрегат: это было верхом моей гордости. 

Когда в кузнице не было работы для меня, я устраивался рядом с механиком и под его непосредственным наблюдением управлял тягачом. 
Но и этому наступил конец. 

– Тебе нечего ходить по разным мастерским, – сказал отец, – приносил бы лучше хворост для печки!

Весной левобережная часть горы сплошь покрывалась кустами сирени. Когда на Пасху приходили гости, папа ставил под орех небольшую кадушку со свежесрезанной сиренью. 

По правобережному склону горы, более отвесному, бродили стада овец и коз. Обычно в конце дня из леса выходил медведь и спускался к реке. Тогда тишина нарушалась криками пастухов и отчаянным лаем собак-овчарок. Но медведь не обращал никакого внимания на нарушителей тишины. Он, скользя и неуклюже подпрыгивая и переваливаясь с одной лапы на другую, медленно спускался к воде. Потом, напившись, поднимал голову, обнюхивал воздух и (не спеша!) отправлялся в обратный путь. Когда я впервые столкнулся с медведем у реки, то побежал в барак, взял мамин дамский пистолет и… очутился в крепких маминых руках!

Была у нас собака-волкодав, подарок немецкого инженера. Звали ее Маут. С ней, «когда мне было туго», я уходил в лес и там, расположившись на извилистых корнях дуба, проводил ночь. Отец ходил с карбидной лампой по опушке леса, звал меня, но безуспешно – мы с Маутом молчали! Я настолько сжился с собакой, что мы вместе ходили на речку, вместе купались и вместе отыскивали далеко забравшуюся корову. Несколько вечеров подряд Маня (так звали корову) возвращалась домой без молока. Что произошло? Куда девалось молоко? Мне был дан наказ выяснить, в чем дело. Сижу за кустом и наблюдаю. Недалеко от куста прошел наш знакомый с котелком, подошел к Мане и начал доить. Я подождал пока он уйдет, погнал Маню домой и рассказал, что видел. Потом я узнал, что папа и этот знакомый «жестко объяснились». 

Летом вдоль реки ходили турки-рыболовы. Я любил смотреть, как они забрасывали невод «веером» и сразу же его собирали с хорошим уловом. Мне было жаль выбивавшуюся из рук форель. Когда же я сам рыбачил, то снимал рыбу с крючка без всякой жалости: это было для наших гостей. 

Вверх по течению, совсем рядом с нашим «старым» бараком, где река образовала большую заводь, начинался лес. Время от времени из села приходили дровосеки. Они проходили через «наш» двор и иногда забирали меня «на рубку леса». Перед началом рубки они разводили костер в небольшой пещере и на прутиках поджаривали сало. Ах, как я любил и запах, и вкус такого сала! Да еще с куском серого крестьянского хлеба!
Поэтому я любил компанию дровосеков! 

В очередной приход дровосеки увели меня в лес. Нас было трое взрослых и я. Как обычно, дровосеки развели костер, и мы расселись вокруг. Дровосеки развернули салфетки, отрезали по куску сала, насадили их на прутики и начали поджаривать.
Неожиданно у входа в пещеру вырос медведь! Он понюхал, покрутил головой, вошел и лег спиной к костру и к нам, закрыв своим телом выход из пещеры! Как помню, лесорубы заволновались и начали молча переглядываться. (Присутствие медведя меня не испугало: я их уже видел многократно и вблизи, когда они спускались к речке.) Меня же волновала судьба сала – не сгорело бы!

Сговорившись, дровосеки начали подталкивать горящие головешки поближе к «гостю». После каждого маневра с головешками медведь немного отодвигался, приближаясь к выходу. Наконец, «гость» поднялся, встряхнулся и вышел из пещеры. 
Заржали кони, но медведь их не тронул – он прошел мимо!

В другой раз дровосеки сказали, что нашли в трещине скалы огромное количество меда и попросили у мамы дать им мешки, ведра и всякую посуду. Сколько лет пролежал этот мед в трещине скалы – неизвестно. Был он темно-коричневого цвета, твердый как камень. Мед нагрузили на коней и, возвращаясь в село, оставили нам ведро этого нектара. Помню, как я, детскими руками, старался оторвать кусочек меда, но ничего не получалось. Папа, вернувшись с работы, отколол топором маленький кусочек приторно сладкого нектара, который я обсасывал в течение многих дней. Ведро с медом поставили в дальний угол, заполнив комнату его ароматом и роем ос! 

В начале лета на опушке леса раскинулся (на площадке над заводью) брезентовый лагерь трудовых войск, строивших дороги. 

В тех местах, где работы были затяжными, работали артели добровольцев. На одном из таких скалистых участков, сравнительно недалеко от нас, работала артель казаков, которую возглавлял Василий Лаврухин. Они целыми днями бурили вручную (до нас доходил звон от ударов молотка) и только раз в неделю закладывали динамитные палочки и взрывали пробуренный участок.

Раз в неделю трудовые войска снабжали артель бурами, продовольственными продуктами и динамитом. Артель жила в шалашах. Время от времени я приносил им молоко – в обмен на вкусный серый армейский хлеб. 

Чуть выше по течению проектировалось построить мост, который уже в то время называли «филипповским». Мне рассказывали, что на этом месте погиб офицер трудовой армии по фамилии Филиппов. Изучая место будущего моста, перепрыгивая с валуна на валун, он оступился, упал в просвет между камнями и утонул.

Мои отношения с отцом неизменно оставались натянутыми. Что бы я ни сделал, все было не так, все было плохо! Какие преступления совершал я в мои детские годы, которые заслуживали постоянных побоев? Я его не понимал и не понимаю до сих пор!

Помню, что кто-то должен был прийти для делового разговора и что папа мне велел приготовить телятину с картошкой и так, «чтобы телятина не была твердой!»
– Ну, подавай! – сказал отец.

Я подал картошку в соусе.

– А где телятина?
…? Я не знал, где телятина. Я ее только пробовал, чтобы она не была твердой…

После ухода «гостя» на меня обрушился «стыд отца» за недостойный прием постороннего человека.

Время от времени я убегал «из зоны постоянных бурь» в село, в какую-нибудь знакомую семью. Маут меня сопровождала до села и возвращалась домой. После двух- трехдневного приюта мы, «совершенно случайно», встречали папу. Между взрослыми велся «понимающий положение» разговор, меня передавали в руки отца, и мы возвращались «домой». Что происходило по дороге на протяжении почти пяти километров, без свидетелей, описывать не буду – пусть каждый себе это представит!

Во время таких побегов меня водили в рестораны «Поплавок» или «Золотая орда», или же я ходил по селу, смотрел, как торгуют арбузами, присматривался к тому, как мясник изготавливал колбасы, как будущий архитектор клал кирпичи. Меня уверяли, что диплом архитектора не имеет никакой силы, если он не подтвержден практической работой!

Накануне Пасхи, когда уже начинало темнеть, приехал наш знакомый и что-то сказал маме. Сестру и меня наспех одели, мама захватила какой-то узелок, и нас увезли в село, на старую ГЭС. 

Папа лежал неподвижно в кровати. 
Что произошло?

– На площади, перед церковью, – рассказывал позднее папа, – стоял столб. Нужно было ввинтить последний изолятор и протянуть провод. Бригадир ковырнул отверткой основание столба и сказал: «Гнили нет, давай!» Я застегнул ремешки кошек и начал подниматься по столбу. Люди проходили мимо столба – они шли в церковь. Мне подали конец провода, и он начал его тянуть. Внезапно раздался треск…

– Один из прихожан, – продолжал папа, – видя падающий столб, бросился его удержать, но не смог. Он отделался повреждением челюсти за свой доблестный поступок. Зато столб отбросило в сторону, и я попал в траншею, а не под столб. 

Сотрясение оказалось очень тяжелым. Как долго пролежал папа – не помню, кажется около шести месяцев.

Во время болезни отца мне сказали, что я уже большой и что пришло время поступить в школу.

15.06.2018 в 10:01


Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Юридическа информация
Условия за реклама