Во второй половине 70-х отдел получил очень интересный заказ на разработку универсального управляющего компьютера, который должен был стать серийным. Именно он должен был обеспечивать нужды всех предприятий Министерства средств связи в деле построения всяких технологических и измерительных систем. Главным конструктором разработки стал одареннейший человек Юрий Николаевич Мартыненко. И под его чутким руководством мы сделали-таки классную машину, не побоюсь этого слова, первый русский персональный компьютер. Однако все дело сгубила гипертрофированное чувство национального самосознания, которым обладал Мартыненко. Впрочем, с годами оно у него возросло еще больше, и теперь он сидит в разрушенном МНИИРИПе, руководит отделом из пяти человек, и ругает на чем свет стоит американских конкурентов. Однако именно он имеет на это право.
К тому моменту уже появилась и бурно развивалась 155-я серия микросхем. Поэтому можно было уже оперировать не с маленькими логическими огрызками, а с четырехбитными сдвиговыми регистрами, реверсивными счетчиками, дешифраторами, сумматорами и прочими штуковинами, вмонтированными в один корпус. Потом их размер возрос до одного байта. Появились микросхемы ОЗУ, простите, RAM, не помню уж какого размера. Но на одной плате у нас умещалось уже 8 К двухбайтных слов. ПЗУ (ROM) тоже делали на тех же микросхемах, и при включении загружали все с той же ленточной фотосчитки. Флоппи-диски еще не появились. Через некоторое время ПЗУ уже стало нормальным, на соответствующих микросхемах, которые на заказ прожигала фирма-изготовитель. Объем заказа надо было умножать на коэффициент «выхода годных изделий».
В этом общем деле по разработке управляющего калькулятора (тогда в ходу был именно этот термин) я делал арифметическую плату и писал операционную систему. Да, это была именно операционная система. Поскольку в ней был интерпретатор Бейсика, был редактор, был режим отладки программ с возможностью просмотра всех параметров и переменных, был набор драйверов, была функция передачи программы на подчиненный компьютер, был реализован протокол обмена данными по Линии коллективного пользования (ЛКП, американскую аббревиатуру я уже не помню). И все это, кстати, влезало в 16 килобайтов. И все, между прочим, было написано в машинных кодах. А то развелось на свете умников, которых нынче уже и Ассемблер не устраивает!
Наша машина с вполне человеческим лицом общалась с пользователем при помощи матричного «дисплея», который представлял собой строку из 32-х символов, и сенсорной клавиатуры (печатная плата с вытравленными «клавишами», которые срабатывали от прикосновения пальца, т.е. при изменении емкости).
Какой-нибудь молодой и горячий умник по этому поводу может рассмеяться. Напрасно, поскольку компоненты тогда были такие. К примеру, тогда не было банальных магнитофонных кассет. Наши конструкторы попытались сделать небольшой ленточный картридж, однако трение качения и скольжения, как они не бились, неизменно превышало усилия прокручивающего моторчика. Конструкторы наши были хороши там, где нужно сделать что-нибудь неподвижное — блок, шкаф, плату. Но самодвижущиеся детали были им неподвластны. Можно было, конечно, использовать имевшую тогда хождение стандартную лентопротяжку. Но ставить рядом с 10-килограммовым калькулятором двухметрового роста шкаф было слишком уж нелепо.
Однако система была открытого типа, позволявшая в будущем прицепить и нормальный телевизор, и флоппики, и встроенный термопринтер, которые уже маячили на горизонте.
Что же касается моей арифметической платы, то исходя из соображений рациональности, вместо микросхемы сумматора я очень нетривиально поставил микросхему четырехбитного счетчика. Вначале в счетчик по единичке перегонялась младшая десятичная цифра первого слагаемого. Потом то же самое делалось с младшей цифрой второго слагаемого, и по окончании этого цикла младшая цифра результата записывалась в свой регистр. Потом слагаемые и результат сдвигались вправо на одну цифру. И все начиналось по новой с учетом триггера переноса. Когда же дело доходило до умножения и деления, то тут начиналась безумная карусель — цикл на цикле сидел и циклом погонял. Однако даже такого быстродействия хватало с лихвой, поскольку программы, управляющие приборами, слишком быстро работать не должны. Приборы медлительны и неповоротливы. Ну а уж ежели надо поворачивать что-нибудь кинетически-механическое, то тут замучишься расставлять программные задержки. В общем-то, наш Бейсик был вполне приемлем и при всяких математических вычислениях, предполагающих работу даже с массивами до тысячи слов.
И вот, продемонстрировав приемочной комиссии достоинства нашего калькулятора, мы стали дожидаться команды внедрения его в крупносерийное производство. И небезосновательно, потому что наша машина была на голову выше аналогичных разработок наших конкурентов по министерству. Однако не дождались.
Свободное копирование
