15 день похода.
24.VIII.39.
Парсма - Дартло
Мокро, холодно, дождь ...
Мрачно чернеют шиферные кровли и стены домиков Парсмы; возвышающаяся среди них древняя башня, побурела от дождя и хмуро глядит своими бойницами в затянутую тучами даль ущелья ...
Вершины хребтов поседели; ночью там наверху выпал снег.
Сегодня нам нужно выходить дальше, однако, все наши вещи отсырели от дождя и стали вдвое тяжелей. Подтаскиваем их для просушки к яркому огоньку костра.
На прощание, погреться у костра, подходят двое грузинских "туристов". Это белокурый Отто и землемер, которые сейчас уходят в горы - обследовать альпийские пастбища.
Тем временем, на лужайке снова собирается целый базар. Узнав о нашем отъезде, тушинки понатащили для продажи целый ворох своих вязанных изделий.
Покончив с "хозяйством", мы снова, заново перетряхиваем весь свой скарб.
Тяжесть наших рюкзаков значительно увеличилась, так как груз, который раньше шел на вьюк, теперь, за неимением проводника с животным, распределяется между 8-ю "двуногими ишаками".
К часу дня погода немного проясняется и мы снимаемся с лагеря: "Спасибо этому дому, идем к другому".
Сопровождаемые толпой женщин и ребятишек, мы снова спускаемся к светлым водам Пирикительской Алазани. Вначале - дорога очень грязна, но вскоре - мы вступаем на более скалистый грунт.
Тем временем начинает припекать солнышко.
По дороге мы обгоняем каких-то, очевидно возвращающихся со свадьбы в Гиреви, веселых и пьяненьких путников, которые оглашают тишину сурового ущелья своим нестройным пением и криками.
Подойдя к тому месту, где течение Алазани упирается в запирающее ущелье с востока, мрачную черную гору, склоны которой срываются к реке почти отвесными стенам, - дорога круто поворачивает влево.
Здесь на гребнях высоких скал нашего берега, высоко над нашими головами. мы видим целый ряд боевых башен. Они стерегли когда-то образованные здесь самой природой "ворота" в долину. За поворотом дороги открывается вид на селение Чишо, которое лепится к крутому склону горы, довольно высоко над дорогой. Издали. селение очень живописно. Домики его окружены резными балкончиками и имеют веселый и современный вид. Башен и других старинных строений в этом селении как будто не видно.
Мы проходим мимо, не заходя в Чишо. Вскоре долина принимает живописный и веселый характер. Этому впечатлению способствует и разгулявшаяся погода. Жарко.
Чрезвычайно бурная, вся покрытая белой пеной, Алазань. огибает кольцом туже мрачную гору.
Следуя берегом, мы, незаметно для себя, теряем дорогу, я вскоре, тропинка по которой мы идем, приводит нас к узкому мостику, переброшенному через реку, которая в этом месте, кипя и пенясь, бешено несется в узком сдавленном каменном жерле, промытом ею в сплошной скале. Тропинка перебегает на другой берег, где сразу круто забирает вверх. на заросший густым лиственным лесом зеленый склон.
Сверившись с картой, мы убеждаемся, что дорога не верна. Однако, перед тем, как повернуть обратно, мы позволяем себе короткий отдых в этом уютном красивом уголке, на берегу бурлящей реки. Берега ее густо заросли кустами цветущего шиповника и я набираю здесь целый букет ярко-красных диких роз.
Мимо нас проходит целая ватага хорошеньких тушинских девочек. При виде Куки, который в это время "позирует" Сергею на мосту, они поднимают звонкий смех, который звучит в наших ушах еще долго - все время, пока девочки, непрестанно на нас оглядываясь, карабкаются по крутой тропинке противоположного берега.
В поисках настоящей дороги, мы проходим прямо через некошеные луга, покрытые сочной травой с пестреющими в ней яркими и крупными цветами.
Наконец какие-то всадники указывают нам настоящий путь. Узнав, что мы также направляемся в Дартло, эти любезные молодые тушинцы, предлагают нам с Надей подвезти наши рюкзаки, на что мы, конечно, охотно соглашаемся.
наши ребята ворчат (очевидно из зависти), видя как мы прыгаем вдоль дороги, собирая цветы.
Красота ущелья между Чишо и Дартло изумительна, это какая-то "райская долина". Яркая зелень, цветы, густые леса противоположного берега радуют глаз. Повсюду со склонов гор низвергаются серебряные струи водопадов. Здесь, в этой просторной светлой долине, пересеченной широкой и светлой лентой Алазани. в единой цельной гармонии соединилось все великое разнообразие могучей и щедрой природы Кавказа.
За одним из поворотов, в просвете узкого поперечного ущелья, мы замечаем какое-то странные, похожие на падающий с неба каскад, облака. И вдруг догадываемся - это же не облака - это ледники какой-то громадной снежной горы!
"Диклос-мта"! - сверившись с картой и компасом, провозглашает Кука.
Здесь же на перекрестке ущелий сохранилось несколько заброшенных хижин, строением своим напоминающие хевсурские "хати". Даже на коньках их кровель лежат такие же "священные" белые камни.
Но все дальше и дальше вьется дорога.
Почва становится все более сырой - многочисленные ручьи и родники то и дело увлажняют дорогу.
Наконец мы вступаем в широкую зеленую долину, в дальнем конце которой виднеются высокие башни и прилепившиеся к склону строения какого-то красивого и большого селения.
Перед нами - Дартло.
"Дартло! Дартло!" - кричат и сопровождавшие нас всадники, пуская вскачь своих коней, и вскоре скрываются из вида.
Когда караван наш подходит к селению, его встречает уже целая толпа, предводительствуемая нашими, успевшими уже сойти с коней, попутчиками. Они приводят нас на вершину невысокого зеленого холма, расположенного напротив Дартло. Тут уже сложены и наши ("девичьи") рюкзаки. Сергей отмечает прибытие: 5 часов дня.
Торопясь воспользоваться недолгими уже светлыми часами, мы, всем коллективом быстро расставляем свой лагерь, убираем вещи, и, даже не подумав о еде ("Пустяки, это мы успеем когда стемнеет..."), бежим осматривать и обследовать это интересное, своеобразное селенье.
Вскоре одна только Надя, вооруженная альбомами и акварельными красками, остается на площадке - сторожить лагерь.
Остальные, кто с фотоаппаратом, кто с альбомом подмышкой, уже карабкаются по крутым и узким уличкам Дартло.
Две стройные пирамидальные башни высятся одна за другою посреди Дартло, придавая этому селению необычный, оригинальный облик. Селение расположилось на террасах и уступах, у подножья невысокой конусообразной горы, которая почти до самой своей вершины опоясана пестрыми пятнами посевов.
Кривые улички вьются между каменными стенами домов; самые дома представляют из себя смесь старого и нового. Иные из этих зданий перестроены из старых домов - башен, другие напоминают своей архитектурой "дом-теремок" в Парсме, самые современные - окружены неизменными галереями, украшенными причудливой, замысловатой резьбой.
В селении сохранился древний храмик типа хевсурского "хати"; в одном из уголков селения имеется также и печь для хлебопечения.
На другой стороне небольшого ручейка, протекающего с восточной стороны Дартло, на высоком обрыве высятся башни старинного замка; еще выше, на горе, виднеются силуэты небольших могильников чечено-ингушского типа.
Напротив Дартло, ближе к реке, возвышается небольшой зеленый холм, на котором сейчас белеют наши палатки - этот холм. видимо, играл и играет и сейчас большую роль в общественной жизни селенья.
У его подножья приютились наполовину разрушенные стены христианской церкви. На остатках кровли этой церкви выросла даже целая сосенка. Этот базиличный храмик. носит на себе следы грузинской архитектуры XVII - XIX века.
Стены его были когда-то отштукатурены и побелены, да так прочно, что до сих пор, несмотря на время и непогоды. они не утратили своей яркой белизны. Сверкая на солнце, они выделяются странным и чуждым пятном на фоне мрачного и дикого, такого языческого Дартло.
Вот и еще один, новый, современный контраст - строящееся напротив храма большое и светлое здание школы. В основном школа уже выстроена; сейчас там настилают полы, вставляют рамы. 1-ого сентября сюда сбегутся веселые и резвые тушинские школьники.
А на самой вершине холма - снова остатки седой забытой старины - площадь заседаний Совета Старейшин.
Бегло осмотрев самое селенье, я перебираюсь на другой берег ручья и, сделав карандашный набросок с Дартло, возвращаюсь к лагерю.
И останавливаюсь как заколдованная, неожиданно вбежав на вершину холма, в круг молчаливых таинственных камней.
Двенадцать каменных кресел, замшелых вросших наполовину в землю, сомкнули круг, в центре которого находится камень-кресло самого главного из Старейшин.
На спинках некоторых из этих кресел сохранились следы орнамента, быть может надписей или "знаков рода".
Сидения закруглены. Много десятков, а может быть даже и сотен лет, служили они мудрым и важным Старейшинам древнего Дартло.
Не в силах оторвать взгляда от этих загадочных старых камней, я рисую и рисую, не смотря на сгущающиеся сумерки.
Между тем, глубокая синяя тень ложится на ущелье, стушевывая дали; дымка заволакивает потемневшие строения мрачного Дартло. Лишь вверху над головою, еще сияет свет - там, на фоне яркого, лимонно-желтого вечернего неба, четко вырисовываются острые линии лиловатых хребтов.
Сумерки вносят во все окружающее какую-то таинственность, оживляют и придают какое-то особое, загадочное значение - мертвым вещам. На фоне синеющего вечернего ущелья, собравшиеся здесь в круг старые серые камни, как будто ведут между собой важную неторопливую беседу ... молчаливую беседу камней.
Колдовская тишина, нарушается резким криком: "Наташка - о-бе-дать!" - зовут меня из лагеря. и то, пора! К тому же рисовать больше нельзя: стало совсем темно. Бегу к своим.
Пока мы обедаем - ужинаем, цвет вечернего неба принимает какой-то зловещий оттенок. и розовые тучи наползают на окрестные горы.
Внезапно поднимается ветер, ослепительная молния сверху донизу перерезает небо, эхо стократ повторяет и разносит по ущелью раскаты грома.
После первых крупных и редких капель дождя, страшный ливень обрушивается на Дартло, на старые камни Совета Старейшин и на наш бедный лагерь.
Спешно убрав свой скарб, забираемся как в норки в свои палатки.
В ущелье стоит непрерывный гул - уже не разобрать, что - гром это или эхо; вой ветра дополняет этот концерт.
Голубые молнии, одна другой ослепительней разрывают во всех направлениях окружающую черную тьму.
"Что же делать девам?" Ведь девичья палатка промокает."...
"Некурящие" гостеприимно распахнув полы своей палатки, перетаскивают меня к себе. "Курящие" демонстративно молчат. И бедная Надя, на ночь снова остается в маленькой палатке - "Надя отшельница".
Не спится. Разряды следуют один за другим, где-то совсем около нашей палатки, рядом, над нами ...
"Ребята, ведь концы наших альпенштоков торчат кверху?" - "Да" -
Многозначительное молчание.
"Насколько я помню, гм, физику ..., металлические острия притягивают молнию ..."
Суслики приходят в тревогу : "А вдруг нас всех убьет!" - Концы альпенштоков, на которых натянуты наши палатки притянут молнию и, в один миг, от всех нас останутся лишь обугленные головешки ...
Не сказав никому ни слова, я набираю в карман несколько карандашных резинок и выползаю на улицу. Дождь, темень, ночь.... Все мои старания насадить на острия альпенштоков резинки остаются тщетными. Они падают, сорванные дождем или ветром. Не выполнив задуманного и растеряв все резинки я ни с чем возвращаюсь в палатку.
Там продолжается беседа на ту же тему. Назарка рассказывает, как один известный альпинист погиб в горах во время грозы, потому что в руках у него был ледоруб, и он не догадался его отбросить...
Ребята тщательно вспоминают теорию электричества, громоотводы, заземление и прочее, прочее, чтобы придумать что-нибудь успокоительное. и с тем заснуть. Но сон нейдет! Гроза, а с нею наша тревога не унимаются.
Вдруг Назарку осеняет идея: "Так и быть - жертвую!!!" - торжественно провозглашает он, снимая со своих ног, бывшие когда-то белыми, резиновые туфли.
И он вылезает с этими своими туфлями наружу. и долго возится там, по-видимому приматывая их накрепко к альпенштокам.
"Готово! Спасены!" - И что же вы думаете? Мгновенно уверовав в спасительную силу Назаркиных туфель, мы действительно успокаиваемся.
По прежнему, над самыми нашими головами грохочет гром, сверкает молния..., но не проходит и десяти минут. как в трех маленьких туристских палатках, воцаряется мирный счастливый сон.
Ночью с Лебеденком случается несчастье. Выйдя из палатки и потеряв ориентацию в ненастной дождливой тьме, он падает, причем неудачно, на свою раненую спину.
Рана открывается и снова начинает кровоточить. Будет Наде утром работа! Снова перевязки, снова бинты!
