Стесселиада - 14

*  *  *

Мы выступили из деревни. В руках вели какого-то вола (провиант) и были очень довольны. Эта деревня, из которой мы уходили, называлась Раскайцы.

            Перешли Днестр. Опять плавни. Остановка. И дол­гая. Что-то здесь происходит. Почему так уменьшилась наша рота? Где кадеты, которых к нам присоединили? Мне сообщают, будто какие-то большевистские делегаты бродят кругом. Я приказываю выставить посты. Ничего не могу понять. Многих нет ...

Неужели?..

Возможно... В той стороне, откуда можно «их» ждать, стоит Ляля на посту... Я не теряю его из глаз, а он меня...

Приказание двигаться ...

Выходим из перелеска, из зарослей, на какие-то заледеневшие пустыри. Тут Можно определить, что мы такое...

Все-таки нас порядочно. Человек шестьсот. Обозов действительно никаких... Есть только экипаж полков­ника Стесселя, несколько конных... У нас есть какая-то несчастная кляча, которую бородатый фельдфебель ведет в руках.

Меня беспокоит Филя... Он от голода съел какую-то мерзлую луковицу, которую он нашел на дороге. Теперь он жалуется ... У него нехорошее лицо ... посерело, и морщины резко легли вокруг рта... На остановках он лежит на снегу, скорчившись... Что делать, если он не сможет идти? ..

Я подзываю бородатого фельдфебеля с клячей... Под­саживаю Филю на клячу без седла... Он обхватывает ее шею руками, голову кладет на гриву ... Ноги в городских ботинках и гетрах беспомощно болтаются ... Так его ве­зут ...

Ляля держится хорошо. Сегодня у него «не малярий­ный» день. Сегодня меня ломает ... Мы с ним на пере­менку. Но у меня легче. И я чувствую, что я ее пере­упрямлю при помощи... свежего воздуха... голода... бессонницы ... и переходов ...

 Это был сад, занесенный снегом, как полагается в Бесарабии.  Отряд полковника Стесселя как-то сбился в кучу ... где-то за деревьями что-то происходит ... Какие-то крики... но выстрелов не слышно.

Никто ничего хорошенько не понимает, но идут разговоры о том, что кто-то у кого-то взял пулемет. Я чувствую, что-то де­лается непонятное. Но не могу определить — что. Ясно, что это связано с большевиками. Но отчего нет боя?.. Отчего мы остановились?

Мои сталпливаются поближе ко мне, поглядывают н меня, а я поглядываю на Стесселя. Что это все значит?

Вдруг на лужайке появляются дна всадника. Они при­ближаются, направляясь прямо к нам. Они без оружия. Подъехав, они останавливаются и глазами кого-то ищут.

—     Де тут полковник Стесселев?

Стессель ответил своим характерным басом, чуть хри­плым, как будто с одышкой.

— Это я. Что вам?

Это были по виду как будто унтер-офицеры, но без по­гон. Один из них начал так:

— Ну что ж, товарищ полковник ... Надо кончать... Зачем вы против нас цепи выслали? .. Так шо вы в та­ком положении, что мы с вами драться не желаем ...

— Да кто вы такие?

— Мы те самые, с которыми вы позавчера бой вели ... дивизии товарища Котовского ... Товарищ Котовский нас прислал, чтобы значит кончать...

Тут он повернулся ко всем нам, к толпе.

— Если которые господа офицеры опасаются, что им что будет, то пусть не опасаются. Потому товарищ Котовский не приказал... и вещей отбирать тоже не будут... И ежели при господах офицерах которые дамочки есть, то тоже пусть не опасаются ... Ничего им не будет... Приказал товарищ Котовский казать, чтоб все до нас шли и чтобы не опасались.

В это время кто-то из толпы, кажется, единственная сестра милосердия, которая была с нами, спросила:

            — Да кто вы такие?

—Мы? Мы — большевики!

— Так как же, если вы большевики... как же вы обе­щаете то, другое... а вчера кто убивал?.. кто резал?.. кто отнимал?

— Мы? Нет, мы не обижали!..

— Как не обижали? Вы же коммунисты?

— Какие мы коммунисты! Мы большевики, а не ком­мунисты! .. Мы с коммунистами сами борьбу ведем ... Вот, к примеру сказать, господа офицеры ... разве среди вас все хорошие люди?.. Есть которые хорошие, а есть ... сами знаете ... Так и у нас — коммунисты... Сволочь коммунисты!..

В нашей толпе произошло заметное волнение. Эти слова производили впечатление. Делегаты Котовского, очевидно, это поняли,

— Вот, господа офицеры, тут наш штаб недалеко... И ваш полковник Мамонтов там. Вчера его взяли... Кто к нам — пожалуйста... Всем хорошо будет. Кто хочет к нам на службу — принимаем. А кто не хочет — так себе пусть идет — домой... А не желаете, ну тогда — драться будем ...

Полковник Стессель, очевидно, в эту минуту принял решение.

— Вот что. Вы себе поезжайте, а мы поговорим... Неудобно нам при вас. А что решим — сообщим вам.

Те сейчас же согласились:

—     Пожалуйста, пожалуйста ...

—     И поехали.

Настала решительная минута. Ко мне подошел пору­чик Л. и спросил деловым тоном:

—     Василий Витальевич. Уже пора стреляться?

Я ответил почти сейчас же, но помню, что в это мгно­вение я как-то сразу все взвесил или, вернее, взвесил только одно, именно, что большевики нас еще не окружили, что в одну сторону дорога еще свободна. И ответил:

—     Надо немного подождать ...

В это же мгновение ко мне подошел Владимир Герма­нович.

            — Мне кажется, что дальнейшее сопротивление беспо­лезно... Сделано все возможное; дальнейшее бесплодно...

Я ответил:

— С этой минуты я предоставляю каждому свободный выбор. Сам же я буду держаться Стесселя до конца...

Я подошел к Филе. Оказал ему, что освобождаю его от обязанности следовать за мной в виду его болезни, со­ветую сдаться и пробиваться в Одессу. Дал еще денег. Мы простились. Он слез с лошади и лег на снег.

В эту минуту Стессель своим хриплым, задыхающимся басом обратился к толпе.

— Ну, вот что ... Я с ним не пойду... Кто со мной, тот за мной!..

И, повернувшись, он пошел по дороге в сторону от большевиков.

Тут произошли быстрые сценки, которых передать нельзя. Очевидно, каждый колебнулся в душе.  Полковник А. что-то сказал нашему отряду не особенно опреде­ленное. Впрочем, это соответствовало моей инструкции предоставить всем свободу.

Я пошел вслед за Стесселем. За мной пошли несколько человек нашего отряда, в том числе: полковник А. с сыном, поручик Л., мирный податной инспектор, друг моего детства, и Ляля.

Лужайка в лесу. Мы сидим на снегу кружком. — Начинается «майн-ридовщина», — сказал кто-то. Действительно, мы похожи на какую-то шайку «охот­ников за черепами» или «искателей следов». Нас всего пятьдесят два человека, в том числе две дамы: Раиса Ва­сильевна Стессель и та сестра милосердия, что разговари­вала с большевиками. Это все, что осталось от отряда полковника Стесселя. Остальные сдались большевикам. Впрочем, есть еще две лошади. Полковник Стессель долго упрямился и не хотел бросить экипаж. Но пришлось бросить, потому что переправа через Днестр была слишком крута. Лошади же в руках сползли по ледяному откосу и теперь служат нам под вьюками.

            Сейчас мы опять в Румынии. Полковник Стессель раз­решил говорить только шепотом. Чуть темнеет. Все мы голодны, и у всех нас ничего нет. Кое-какие запасы есть только у самого полковника. Его жена делит скудные запасы между всеми: на долю каждого выпадает кусочек сала и понемножку сахара. Хлеба нет. Но и это уже ка­жется нам блаженством.          

Затем полковник Стессель шепчет своим задыхающимся голосом:

— Будем пробиваться... Еще лучше, что нас так мало ... Маленьким отрядом легче пройдем. Но вот что ... У меня есть деньги ... казенные ... Что-то ... словом не­сколько миллионов ... Я их больше не могу таскать ... Экипаж пришлось бросить. Поэтому сейчас разделим их между вами, — поровну.

Началась дележка. Долго мы считали. В конце кон­цов, вышло 140 с слишком тысяч на человека — «колоколь­чиками».

Кончили. Встали. Пошли. Начиналась «майн-ридовщина».