Поступил в столярную, предполагая, что на знакомом деле лучше будет, но попал из огня да в полымя — в ней нет даже топора хорошего, не только инструмента, да и где его взять, видимо, была везде разруха. О выполнении нормы нечего и говорить — столярная всех ниже по выполнению. Я едва передвигал фуганок и уставал до изнеможения. У меня и у прочих начали пухнуть ноги, и я едва поднимал их за порог.
Врач определил склероз сердца, и меня положили в стационар на нормальное питание. Давали рыбий суп из кильки, гречневую кашу с маслом, сладкий чай и кофе. Опухоль уменьшилась, но не прошла, но до конца не долечили и через две недели выписали и назначили на воздушную узкоколейку, проложенную по столбам на 10-метр высоте.
10-метровые столбы засыпались землей, а по насыпи клали шпалы и рельсы. Работа физически не трудная, но жутко сидеть на площадке. Ветер пронизывает до костей. Но мне повезло: одному из арестантов прислали рабочее пальто, и он свою дырявую фуфайку хотел выбросить или сжечь, но я взял ее и из своей рубахи подвел подклад под спину и рукава, и теперь на вагонетке сидеть стало терпимо.
Хороших сапог с ног не снимали из опасения, что украдут, и спали в сапогах. Я один раз не воздержался — снял сапоги и положил вместо подушки в головы. Проснувшись, я остался без сапог, без белья и без сухарей от посылки. Вместо сапог выдали ботинки из моржовой кожи 8 кг весом, едва передвигал опухшие ноги. Сапоги свои увидел на ногах арестанта, заведующего столярной мастерской, у него марка «У.Б.» — уголовный бандитизм, заявить ему, значит рисковать жизнью. Да и кому заявишь?
От Маруси получил письмо, болеет от расстройства и горя, уже ухаживает за ней Афанасия Ильинична и Клавдия Лапина, может быть, пишу последнее письмо, прости. Писано вразброд дрожащей рукой.
Сижу на вагонетке и плачу навзрыд. До чего я несчастен! Жена при смерти, обокрали меня до нитки, остался бос и наг, и дано 10 лет заключения, не имея никакой вины.
Свободное копирование
