Народное хозяйство на освобожденных территориях сразу начинали восстанавливать. В августе 1943 года, после Курской битвы и победного артиллерийского салюта в Москве, СНК СССР и ЦК ВКП(б) приняли постановление "О неотложных мерах по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецкой оккупации". Заново отстраивались города, в деревенские колхозы возвращали МТС и эвакуированный скот.
После ухода немцев жизнь не стала легче, хотя и намного спокойнее. Село нужно было восстанавливать, днем Василина работала в колхозе за трудодни, а свои 80 соток обрабатывала ночью. Дети, конечно, помогали, но, как теперь признается Варвара, желание пошалить было всегда. Чуть только бабушка отворачивалась, на земле выкапывалось несколько лунок и брат с сестрой по очереди пытались попасть в них стареньким мячиком, сшитым из тряпок. Поиграть долго не удавалось: днем дети помогали коллективному хозяйству и учились, а сумерки опускались скоро после возвращения тружеников домой; в темноте, конечно, лунок не было видно.
Можно понять негодование взрослых, замечавших детские игры: бабушка была уже слишком стара, а мама вообще почти не ложилась спать: заканчивалась работа на своем участке с первыми петухами, когда уже нужно было вести скотину на выпас. В страду ей удавалось вздремнуть только при вспашке земли. Василина ставила лошадь на борозду, опиралась на плуг, медленно увлекаемый пашущей лошадью и спала. Достигнув конца участка (а точнее - обрыва), животное топталось на месте, пробуждая от тревожного сна Василину. Тогда она просыпалась, разворачивала лошадку и брела обратно для еще одного короткого сна длинною в поле.
Но, с ленью ли, с неохотой, с подзатыльниками ли от бабушки или с выговорами от мамы, со слезами ли, с отбоями ранним утром и подъемами через пару часов, с пониманием ли тяжелого положения своей семьи, а после болезни мамы – и с собственной инициативой, но дети помогали, дети трудились наравне со взрослыми.
Когда хозяйство было частично восстановлено, Василина получила медаль "За восстановление сельского хозяйства", а остальные члены семьи – благодарности, и письменные, и, в особенности, устные. У моей бабушки Вари есть справка о том, что она восстанавливала хозяйство в 1944-1945гг. (см.приложение11).
Вскоре построили школу, но не в Таранушичах, а в районном центре, в Перегоневке, за 10 километров. Конечно же, никакого транспорта не было и в помине, поэтому брат и сестра вынуждены были каждый день преодолевать это расстояние пешком. Много ли можно в наше время насчитать детей, так стремящихся к знаниям?!
Но ужасы войны остались позади, и дети были рады, что они и их родные остались живы, что есть, хоть бедное, но все же хозяйство, что, хоть и за десять километров, но есть школа, что, в конце концов, есть такая непобедимая страна, как Советский Союз.
По мнению Вари, единственное, что может сравниться с наступлением и отступлением немцев, это голод послевоенных лет. Она совсем не хочет вспоминать тот год и этому есть причины. Еще в сорок шестом началось людоедство. Однажды сельские дети, возвращаясь из школы, прибежали еле живые от страха и усталости, в поле за ними гнался мужчина и бегущим мальчишкам приходилось тащить за собой самых младших. С тех пор детей в школу провожали взрослые с заряженным ружьем. Моя семья покинула Украину в начале сорок седьмого, а родственники, что остались, пережили самый страшный голод: сварили и съели все кожаное, выели туалеты, распухали до огромных размеров.…
Старенькая Василиса, мать Ивана и свекровь Василины, стала уже совсем плоха: изработана, согнута – голова почти на коленках, могла только корову доить, остальное в доме по ее указке делали дети: сколько воды принести, что выполоть, что посадить. Женщина, обладавшая огромной силой духа, без мужа поднявшая четырех детей, вынесшая всю тяжесть раскулачивания, коллективизации, войны на своих плечах, теперь она сломалась. Василиса умерла в начале 1946, всего полгода не дождавшись освобождения сына.
Василина написала повторное письмо о муже в Москву сразу после окончания войны, но страна была полуразрушена, и письмо шло окольными путями год. Только осенью 1946 выпустили из «БАМЛАГа» Ивана Довбню. Он вышел из ИТЛ всего на год раньше назначенного срока. Но домой мой прадед не вернулся: он боялся снова сесть «за решетку». Думал, что снова станет невинной жертвой? Нет, сам горел желанием стать палачом тому, кто обрек его на девять лет каторги, а именно – секретаря партийной организации Козлова. Еще во время следствия в районе Иван слышал телефонный разговор следователя и в трубке с того конца провода узнал голос Козлова. А суть разговора заключалась в том, что следователь угрожал Козлову арестом, если тот не выполнит план по врагам народа, то есть помимо Ивана Довбня и еще одного арестованного жителя Таранушичей, некоего Филиппа, требовался третий. Козлов, по-видимому, зажмурившись, наугад, выбрал среди сельчан людей, которым предстояло стать «врагами народа» ради выполнения плана. В Советском Союзе не только экономика плановой была, но и количество противников строя тоже.
