16 мая 1930
Сегодня в школе ничего хорошего не было. Сдавала физику, но ничего не знала. День какой-то серый с томными вспышками солнца. Я им недовольна. Утро было парное и влажное. Встала с больной головой и с неважным настроением. В школе ходила мрачная и вялая. Рыкова старалась все время колоть и, насколько это было возможно, колола. Мне неприятны новые отношения между мной и Лелькой. Какие-то необычные и менее теплые. А. странно переменился, и эта перемена меня злит. Вернее, не злит, но мне она неприятна. А могу ли я тебя назвать другом? Имею ли на это право? А в сущности мне никакое право не нужно. Захочу — позову. Не может же мне он того запретить?
Стихи забросила. Ну их! Для чего создавать никому не нужное? Разве для того, чтобы чем-то закрепить свои переживания и мысли? Для этого не стоит. В настоящее время я все могу выразить в четырех строчках:
Я не могу. Пустите!
Ночь, ты ужасно сильна.
Там прилегла на крыше
Призраком звезд Луна.
(ст. Бред помешанной)
Я стала очень плохо относиться к Чекулиной. Не понимаю, что за охота ей мои стихи выдавать за свои. Мне, понятно, своих стихов не жаль, но ведь это низость — присваивать себе собственность другого.
Вчера очень мало спала. Мне казалось, что я качаюсь, и этим довольна. Закрыла глаза. Вдруг почувствовала прикосновение чьей-то руки к волосам. Мне опять показалось, что это А. Открыла глаза и увидела маму.
Признаться, я не понимаю А. Если он ничего не видит во мне хорошего, кроме легкомыслия, кривляния, кокетства, для чего же со мной дружить?
Правда, потерять его мне нелегко, но и не легче знать мнения о себе человека, которого я называю другом. Я, кажется, оговорилась. Для меня мнения других значат мало, следовательно, А. может считать меня чем угодно и даже, если ему нравится, может возненавидеть меня, то все мало трогает, но я не признаю дружбу без взаимного уважения.
Скоро кончится учебный год, я и довольна и не довольна. Тяжело отвыкнуть от школы. В Березники не поеду. Да и не хочется. К чему? Чтобы видеть “огненные синие глаза”? Нет, я о них позабыла. Синие заменились черными, а черные, возможно, заменятся еще какими-нибудь. Возможно, что черные глаза я не забуду дольше. В них больше огня и больше смысла. Писать надоело. Пойду спать.