27октября.
Вот уж третий день, как не хожу в училище, – кашель. Сижу и читаю Достоевского или играю на рояле, теперь я даже очень люблю играть. Сегодня собралась было идти, пошла спрашивать деньги у папы, а мама меня оставила, я очень рада. Деньги мне нужно отдать Танечке – сдачу с билета, так как она у нас в ложе в Малом театре место купила. Был уже один спектакль, на котором мы только вчетвером в ложе сидели: M-elle, я, Юра и Таня. Было так: с нами в ложу я пригласила Иру, ну, а утром Таня звонится и спрашивает, ничего, если вместо Иры пойдет Юра.
Я ответила, что, конечно, ничего и я очень рада; говоря это, я должна была приложить руку к сердцу, которое так сильно и больно забилось. Вот мы снарядились и поехали с M-elle (Наташа осталась дома, у нее кашель). Таня с Юрой были уже там, мы поздоровались, Юра ужасно сжал мою руку и продержал довольно долго, или это у него привычка, или я уж не знаю что. Скоро начался спектакль «Трудовой хлеб». Мы разместились так: M-elle, Таня, а потом уже и я, Юра сел около меня.
С разными замечаниями он нагибался ко мне и ужасно близко, так что я один раз, чтобы ответить на его вопрос, повернула голову, и щеки наши чуть ли не соприкоснулись. Я ненавижу, когда ко мне так близко наклоняются, вот, например, Володюшка, я всегда отстороняюсь и какое-то отвращение чувствую. Но когда Юрий Павлович наклонялся ко мне, мне нисколько не было противно, наоборот – мне было очень хорошо. После того, как мы, распрощавшись, пошли домой, мне не хотелось возвращаться так скоро домой, мне хотелось все идти, идти и никогда не возвратиться. Мне было очень хорошо, то есть не физически, потому что меня мутило и голова кружилась, и так легко; говорить мы не говорили, потому что мне страшно хотелось молчать и думать, да об чем, уж не знаю, об чем я думала. Пришли домой, M-elle хотела уйти, но мне так не хотелось ее отпускать, так было как-то грустно и вместе с тем хорошо. Я начала упрашивать M-elle остаться и почитать мне, она осталась; но из того, что она мне читала, я не понимала ни одного слова и ничего теперь не помню. Я попросила кончить чтение, и мы пошли в нашу комнату, где я потушила все лампы, стало у нас очень уютно, мне было хорошо, очень хорошо, но почему-то грустно; я легла на кушетку, стала смотреть на небо, на луну, которая освещала всю нашу комнату, и мне хотелось куда-то улететь, позабыть все, что было. За обедом я ничего не могла есть и свалила на то, что я сыта и ела недавно, после театра; на самом же деле я не проглотила ни одного кусочка. Что со мной было? Почему я стала такая? Не знаю! Мне было все равно: что-нибудь делать или сидеть, сложа руки.
Свободное копирование
