«Центральный гальюн»[1] в учебном отряде был выдающимся местом.
Дощатый архитектурный шедевр по размерам и очертаниям напоминавший то-ли колхозный рынок, то-ли ангар малой авиации.
В несколько рядов с широкими проходами было около сотни посадочных мест, по-уставному называвшихся «очко»[2]. Само строение строго соответствовало уставу, обеспечивая оперативное испражнение, в общей сложности, тысячи пятисот военморов.
Объём вместилища фекалий оценить не могу. Но он был огромен. За девять месяцев моего пребывания в учебке не я заметил ни малейших признаков его переполнения. При, естественно, активнейшей эксплуатации.
***
Сижу в огромном пустом гальюне. На очке. Тишина и спокойствие. Личный состав на занятиях. Одоральная обстановка благоприятная. Через открытые двери по проходам гуляет тёплый ветер. Конец мая. В Западной Белоруссии уже полнейшее лето.
Обдумываю жизненную обстановку. До отъезда из постылой учебки еще месяца два, даже больше. Хочется свободы. А я только что вернулся с гарнизонной «губы»[3]. После второй за полгода «ходки».
Мне плевать на служебное положение. Равно, как и на перспективы будущего места службы. Мне хочется дожить до отъезда. С минимальными потерями. Моральными и физическими.
Размышляю…
***
В очередном наряде дневальным по роте, ночью, дежурный велит мне дополнительно убрать умывальную. Без того приемлемую по чистоте. Да еще и вместо моих уставных двух часов сна.
Из короткого препирания делаю вывод, что старшина первой статьи[4] Муха проводит со мною воспитательную работу. Воспитываться деревенским парнем, старшим меня на полгода, мне не хочется.
Всяк сверчок должен знать свой шесток. А Муху я оцениваю, как субъекта моего взгляда сверху вниз[5].
С грохотом бросаю на тумбочку штык в ножнах, боцманскую дудку и повязку, атрибуты дневального. Произношу ритуальный фаллический посыл младшего командира. «При исполнении»!!!. И ухожу спать в свой проход.
Утром скандал. Более сильный, чем после недавней русофобо-антисемитской драки. Мои действия содержат элементы состава преступления. Пахнет трибуналом.
Делается известно, что меня защищает замполит роты. И уголовная раскрутка невыгодна никому.
Получаю пять суток и торжественно, с развода личного состава, конвоируюсь под автоматом (для понта, без патронов) в комендатуру.
За пять суток прекрасно отдыхаю.
Привожусь на дежурной машине в расположение. Докладываю дежурному по школе о прибытии. И удаляюсь в «Центральный гальюн». Попользоваться свободой безлимитного пользования отхожим местом. Без стоящего над душой часового.
***
Хрип «каштана»[6]. Лом кайфа. Нарушенная тишина сонной войсковой части.
- Курсанту Лучинскому срочно прибыть к командиру шестой роты. Лучинскому к командиру шестрой роты!
Принципиально, сам перед собой, изображаю завершение уже давно завешенного процесса. Не спеша натянув штаны, нога за ногу, волокусь в роту.
- Ну что, Лучинский, понял что-нибудь за эти дни?
Настораживает интимный тон ротного, обращающегося ко мне на «ты». Молчу.
- Ну и как там, на гауптвахте?
- Да ничего. Отдохнул.
- Тебе это всё еще не надоело?
Молчу.
Вздрагиваю, впившись взглядом в извлекаемую из ящика стола тетрадь.
***
Несколько месяцев, как я сделал себе отдушину и завел дневник. Пишу в него часто и довольно по многу. Душу изливаю. Полностью отключаясь от поганой действительности.
Само собой, перебираю кости старшим товарищам. С большой долей костей капитана третьего ранга Мацева. Гнусный и издевательский стиль уже тогда делается для меня основным. Описываю все недостатки отца-командира. Издеваюсь по поводу ряда обманов его бдительности и т.п. Нынешнее его описание – по памяти из того дневника.
Какая-то падла за время моей отсидки находит дневник. И он попадает к ротному. Тот искренне умилён, читая про себя верноподданнические строки.
***
- А ты знаешь, что в войсковой части дневники вести нельзя? Что существует режим секретности? А ты тут всё, чем мы занимаемся, расписываешь. Да еще и личный состав перечисляешь. Включая меня. Я уже не говорю про то, что ты про меня пишешь….
Отключаюсь от темы разговора. Индифферентно слушая качественную речь Офицера. В который раз уплывая из убогого казарменного мира.
- …ведь ты же способный парень. Ленинградец! Зачем ты себя ставишь в такое положение? Ведь ты достоин большего. Тебе надо в люди выходить…
Не зря звезды дают начальнику. Пронимает. Мокреют глаза.
Дрожащим голосом объясняю, как меня достал служебный кретинизм. И окружающие носители этого кретинизма.
Еще некоторое время беседуем ни о чем. Включая город Ленинград и иные прелести жизни.
- А это ты всё-таки уничтожь, - в воздух поднимается мой драгоценный дневник, - нельзя это писать. Не все могут правильно понять.
Расслабленный, выхожу из казармы. Возвращаюсь в «Центральный гальюн». И, наступив на горло собственной песне, препровождаю частицу своей души в говённую бездну.
***
Оставшиеся месяцы «носители кретинизма» меня зря не трогают.
Сам я, ощущая позитив, зря на рожон не лезу. Показатели в учебе у меня всегда хорошие. А, как радист, я и вовсе в группе лидеров.
При отправке на Черноморский Флот моя карточка взысканий и поощрений заменяется новой, девственно чистой. В личном деле появляются данные о моих высоких талантах. И я следую к новому месту службы готовый к новым подвигам и новым посадкам на «губу». Куда попаду еще дважды!
***
- Привет, Юрий Михайлович, прочитал ваш новый рассказ. Не со всем могу согласиться, но читать интересно.
- Роман Николаевич, пожалуйста, называйте меня без отчества и на «ты»…
Такие диалоги регулярно возникают одним из друзей в «Одноклассниках». Романом Николаевичем Мацевым, 75-летним капитаном первого ранга в отставке. Жителем милого и патриархального Пинска. Бывшего расположения славной Днепровской Военной Флотилии.
С бывшим моим командиром роты. В былом пинском морском учебном отряде.
Обладатель званий, степеней и автор печатных трудов живет активной жизнью. Включая интернет. Где мы с ним почти через сорок лет и встретились.
Как и раньше, человек притягивает к себе.
Снимок сделан в наши дни. В Пинске. В День Флота.
Попробуйте с трёх раз найти среди ветеранов отряда моего былого командира. Думаю, что вам это удастся легко. Он такой один. (Для тугодумов, шёпотом: второй справа в белой "форме-раз")
Плодотворным поэтом, к чему меня так стимулировал Роман Николаевич, я не стал. Композитором тоже. А вот писульки в строчку, что он во мне пресекал, продолжаю и по сей день. Как незадушенную песню. И вы, господа, полагаю, их читали.
Сейчас отправлю командиру ссылочки на все три рассказа про него.
Как-то отреагирует?...
____________________
[1] Туалет (военно-морской сленг)
[2] До сих пор помню фрагмент из устава, кажется, «Внутренней службы», где говорилось, что личный состав должен быть обеспечен дефекационными местами из расчета «одно очко на пятнадцать человек».
[3] Гауптвахта. Место отбытия наказаний в условиях максимально приближённых к тюремным.
[4] Сержант по-армейски.
[5] Парень тихий, безобидный, деревенский. Но уже вышколенный и знающих, что подчиненных нужно постоянно держать в нагнутом состоянии. Через сорок лет мне жалко его. Переживал он случившееся в ту ночь. Сильно переживал.
Через два месяца расставались по-доброму.
[6] Корабельная установка громкоговорящей связи. Обеспечивала в учебке связь между подразделениями и общую трансляцию.
2010 г.
Свободное копирование
