Облздрав снова перед глазами. Ноги принесли сюда машинально. Не могу сойти с круга. (Но бесполезно же, все бесполезно!) Теперь я уже ничего не прошу у них. Я их рассматриваю. Хожу из отдела в отдел. Они пишут, расписываются, ставят печати, заслушивают друг друга, ведут протоколы, переговариваются, пересмеиваются, едят бутерброды. У них свои лица, свои улыбки, свои морщины.
Что я Гекубе?
За мутной неверной перегородкой, которую мне все равно не переступить, идет своя жизнь: машина запущена - крутятся шестеренки на приводных ремешочках, стыкуются люди-винтики, вяжутся тексты, визы, резолюции, леденеют коллегии, верещат инструкции, стучат "Ундервуды", рычат оргвыводы...
Что мне Гекуба?
Так зачем же я, какого черта?
Два года: вакханалия, вдохновение и каторжный труд, и цель перед глазами, и надежда, и уверенность в конце...
А скольких я переломил на своем пути: академик Липа отступился, и Бандуры покорились. И было сопротивление материалов, и не было денег, свистела пурга и хлюпала распутица, шипели сплетни и слухи ползли (как и во всяком деле!). А я превращался из хирурга в чернорабочего, становился проектировщиком, садовником, актером, финансистом, дипломатом и матерщинником.
Не хватало материалов - и они находились, исчезали рабочие - я их возвращал, не было уже сил - и силы появлялись, и второе дыхание, и дело шло, и вот уже все готово.
"ДЛЯ ЧЕГО? ДЛЯ КОГО?" - это я вслух, машинально уже кричу. Элегантная женщина смотрит на меня с удивлением и сочувствием. Она заведует каким-то сектором. Где-то по касательной мы уже встречались, в круговерти здоровались, чуточку перемигивались боковым зрением, но со значением и озорно. И тут же разбрасывало нас в разные стороны.
-Вы хотите штаты и койки? - спрашивает она и улыбается.
-ХОЧУ? Да я никогда еще так не хотел...
-Ну что ж, я вам, пожалуй, помогу... Сейчас пойду к Сиводеду и постараюсь...
- И я с вами! (Это у меня по инерции вырвалось.)
Женщина усмехнулась, чуть изогнулась, и кислый просургученный кабинет стал будуаром. Она задумчиво погладила ладошкой свою талию и крутое бедро.
-Я сама,- сказала заведующая отделом и быстро покинула кабинет. Примерно через час она принесла мне сорок коек и штаты.
Диспансер состоялся.
Я стоял перед ней взъерошенный и немой. Я плакал, она смеялась. Ах, самые прекрасные цветы к ногам этой женщины - свежесрезанные, чтобы с росой. Чайные розы какие-нибудь, орхидеи, гвоздики, лилии - что там еще? Набираю громадную корзину с верхом. Гора цветов. Теперь - стихи. В прозе не пойдет. Нужно выразить благодарность божественной нашей спасительнице, между строк, как-то вскользь, сказать, что это только начало, что все впереди, и, наконец, мою записку прочтет ее муж. Так, чтобы ревности не получилось! Указанную триединую задачу я решаю следующим образом:
Средь бухгалтерских неустоек,
И всяких прочих страшных бед,
Вы нам отбили сорок коек,
И поднял руки Сиводед...
Каким молиться нам Богам?
Что к Вашим положить ногам?
Найдем ли мы, по крайней мере,
Такую бронзу или медь,
Чтобы навеки в Диспансере
Ваш образ нам запечатлеть?