Черт возьми, ничего не помогает. Койки и штаты распределяет почему-то не облздрав, а какой-то человек по фамилии Сиводед. Этот Сиводед руководит агитацией и пропагандой в облисполкоме. А причем тут медицинские штаты и онкологические койки - неизвестно, непонятно, да и узнавать некогда - времени же нет.
Кубарем назад, разыскиваю главного врача БСМП Веру Семеновну Зотову. Она депутат областного Совета. Ее нужно взять на прием к Сиводеду - будет солидно.
У Зотовой тромбофлебит, она дома, болеет. Ходить опасно, но я подгоняю машину к самому ее порогу. Вера Семеновна не отказывает, дай Бог ей здоровья, и мы опять летим в область.
Сиводед принимает в огромном кабинете, который похож на стадион, вернее, на каток, потому что пол гладкий, скользкий, ноги разъезжаются, и мы смутно видим себя в зеркале паркета. Хозяин очень красив, чертовски красив. У него чистая румяная кожа, энергичный четкий профиль и стилизованная седая прядь в густой шевелюре. Он ухожен, весел, чуточку игрив. На нем отличный легкий костюм, на столе бумаги и папки, но еще лучше пошли бы сюда гусарский мундир, попона и чаша, полная вина...
Мужчина-гусар напускает на свое чело задумчивость и Державу, его брови сходятся к переносице - короткой фразой, энергичным жестом он выставляет нас из своего роскошного кабинета. Разговор окончен. Даже рта не успели открыть. Со своим тромбофлебитом Вера Семеновна уезжает с водителем назад к себе домой.
Теперь, кажется, все... Последний, яростный всплеск моей деятельности.
Стоп! Есть же еще газета. "Помогите, готов диспансер, дом пустой, рак... смерть... лечение..." - "Неужели клуб?" - "Фельетон, не правда ли? Так и просится... А?"
Не слушают, не интересно, не хотят связываться...
Облздрав, поймите, наше здание медицинское! Наше оборудование... наша больница! Неужто отдадим чужому дяде, собаке под хвост?! Помогите - наше, наше же!!!
А им плевать: ваше, наше - подумаешь.
Мечусь по кругу, надежды нет.
Ах, может товарищ поможет, сокурсник, он высоко забрался, под самую крышу. Звоню ему с последней надеждой, а голос уже срывается, дрожит, легкой мальчишеской беседы не получится, но просительно, искательно, снизу - вверх... И трубка уже понимает, тяжелеет, отвечает солидно и весомо: "Принять не могу. Выезжаю с руководством...".
Раздавлен я совсем. Иду куда глаза глядят, и сердце выстукивает по пищеводу: Ду-рак! Ду-рак! Ду-рак!