14/27. IV. Золотое солнечное утро. Дурные сны (вчерашний ужин -- хлеб и чай). Как будто обедал с царской семьей и старуха-царица что-то говорила неприятное, а кругом ей льстили. Проснулся с тяжкою обидой от измены Малороссии. Подлое, бездарное племя. Насквозь мазепинцы, предатели, вторые болгары. Боже, до чего мелкое, душевно низкое племя -- славяне! "Хай живе Украина!". Хай, -- но разве прежде они не жили? "Да, под кацапской властью!" -- А теперь будете под немецкой властью, та и разница. Прежде власть у нас была общая: хохлы были совершенно уравнены с кацапами, и это была, м. б., ошибка. Нужно было, пожалуй, подальше держать хохлов от правящего класса. Но великороссы оказались еще более дряблыми и пресными, чем хохлы. Никакого патриотизма. Никакого идеализма. Никакого героизма. Какое-то тупое бездушие и единственный вопрос: почем дрова? яйца? масло? -- с лютым желанием "предложения" раздеть "спрос" до гола. Но мож. б. это-то и есть русская сила -- бессилье. Славянство, как вода в отношении льда и пара. Оно кристаллизуется, но не прочно. Россия -- рассея -- всегда рассеивается, тает, но именно жидкое состояние обладает способностью растворять. Мы растворяли в себе государственных кристаллизаторов -- Готов, Варягов, Татар, Литовцев. То же будет и с немцами: они нас сделают тверже, мы их мягче. Вчера ходил в казначейство -- П. Л., зять Вахрушева, крайне пессимистически настроен. Велено "регистрировать бумаги", никто не несет их. Все уже чувствуют, что иностранные глаголы, сколько бы их ни было, означают одно по-русски -- грабить: реквизировать, регистрировать, анулировать, конфисковать, налагать контрибуцию, вводить конституцию... Во имя чего-то сверхвысокого совершаем походя самое низкое. Тушинцы, государственные воры.
Вечер. Ходил в милицию по поводу требования окарауливать свой квартал. 30 дней -- с 1 по 30 мая. Промышляющий этой службой мужичок принес повестку и предложение нанять его. -- Сколько же вы возьмите? -- 4 с полтиной за ночь.
Не сошлись. Прежде эта служба оценивалась в 25 коп.