На следующий день Н. И. вернулся в безнадежном состоянии. Вновь, как и на Декабрьском пленуме, яростно обвиняя Бухарина, выступили Молотов и Каганович. Во время речи Молотова Н. И. крикнул:
— Я не Зиновьев и не Каменев! Я лгать на себя не буду!
— Арестуем, сознаетесь, — ответил Молотов. — Фашистская пресса сообщает, что наши процессы провокационные. Отрицая свою вину, и докажете, что вы фашистский наймит!
«Вот где мышеловка!» — заметил Н. И., рассказывая мне об этом.
Не помню, кто из ораторов рассказал о проведенных очных ставках с Радеком, Пятаковым и Сосновским, о том, что те подтвердили блок троцкистов с «правыми», так что понятно, чем занимались Бухарин и Рыков. Сталин добавил:
— Бухарин мне письмо прислал, решил взять Радека под защиту, вот какой хитрый конспиративный шаг был сделан! (Передаю в пересказе Н. И. — А.Л.)
Всплыло обвинение в причастности Бухарина, Рыкова, Томского к платформе Рютина. Бухарин и Рыков решительно отвергали осведомленность о платформе — большую, чем об этом информировали в печати. Бухарин заявил, что если бы он имел особую точку зрения, то писал бы сам, для этого ему не нужен Рютин.
— Ты и писал, — сказал Сталин, — Рютинской она названа из конспиративных соображений.
Но больше всего Н. И. был потрясен выступлением Калинина, нравственные качества которого ценил несравненно выше, чем Молотова и Кагановича. Выступление Калинина особенно ярко дало понять силу давления Сталина на членов Политбюро. Калинин говорил вяло, выжимая из себя каждое слово, как выразился Н. И., «зад чесал…». Безвластный Всесоюзный староста говорил с такой душевной болью, что Н. И. не смог испытать чувства ненависти, он искренне пожалел его. Напоминаю, это он, Калинин, при личном разговоре с Бухариным сказал ему: «Вы, Н. И., правы на все двести, но власть мы упустили, а полезней единства партии ничего нет».
Члены ЦК, по рассказам Н. И., были растерянны и подавленны. Мария Ильинична Ульянова, которую связывали с Бухариным дружеские отношения, платком утирала слезы.