Итак, все шло хорошо, хотя было трудновато немножко. Кончил школу. Да, к этому времени уже кончилась война. Это было хорошо. А когда школу кончил, я решил куда-нибудь поступать (ну, еще перед этим, конечно), написал заявление в Московский авиационный институт и в Московский авиационно-технологический. Решил, что если не там, то здесь. Стал ждать. Время идет — никаких вызовов нет. Время идет — ничего нет. Уже сентябрь — ничего нет. Наконец, мне передают какую-то бумажку: приглашение явиться на экзамены, причем бумага была уже запоздалая, но все-таки.
Отпустили меня весьма нехотя, я потом понял, до какой степени нехотя. Для того, чтобы доехать до Москвы, надо было иметь два пропуска: один на проезд до Баку, — это всегда, и до войны была такая дорога, которую бдительно охраняли: она довольно долго шла по берегу Аракса, пограничной реки. Поехал в Ереван, там надо было дождаться одного пропуска и другого пропуска. Там я проболтался несколько дней, но меня опекал какой-то военный. Когда мы приехали, он начал думать, где нам переночевать, куда-то пошли, кто-то предложил, потом утром встал, говорит: “Уйдем отсюда, здесь нехорошо”. Наконец, я получил один пропуск, другой пропуск, собрался и поехал. Я знал, что дорога будет длинной, сварил себе картошки в дорогу, положил ее в коробку из-под американского яичного порошка (иногда нам перепадало это). Но я не учитывал, что вареная картошка не слишком долго может жить. Дня через три-четыре она уже начала прокисать, поэтому я ее ликвидировал быстрее. Как-то доехал до Баку. Там долго ждал поезда, как-то сел. Конечно, никакого порядка, все было переполнено, места обычного нет. Сколько-то — день или два — я ехал на крыше вагона. Это в общем-то, когда тепло, даже хорошо. Иногда в тамбуре стоял. Благо вещей было не так уж много, один только ящик, баул такой.
Но там, где-то в середине дороги (а ехали мы долго, дней 5 или 10 в общей сложности) я познакомился с хорошим человеком. Ему было уже за пятьдесят, инженер, который возвращался из командировки из Баку. Фамилия его Иванов, Михаил Васильевич, по-моему, или Василий Михайлович. Мы с ним разговорились слово за слово. Он был очень хороший человек. Успел до революции два или три технических образования получить. Где только он ни побывал уже, работал и там, и там, и там. Возвращался в Москву и как-то с грустью говорил о том, что с семьей у него может быть что-то получится. Жил он, я сейчас не могу припомнить, почти на окраине Москвы, какой-то кислородный цех был и при этом кислородном цехе какая-то лачужка, где его ждала молодая жена, только что выпущенная из тюрьмы. Она не москвичка была. Они познакомились с этим инженером, полюбили друг друга, женились, а ее не отпускали с фабрики приехать к мужу. Она терпела, терпела, взяла, да уехала. Ее за это посадили в тюрьму, а сына маленького отослали в детский дом. Я его тоже видел, худенький такой мальчик, заикающийся, бледный совершенно. И жена, изможденная тюрьмой, тоже бледная.
Свободное копирование
