Жили мы в горах. Горы, правда, были такие же лысые, как вокруг Иерусалима, потому что французы тут выплавляли медь и сернистый газ, уничтожив всю хорошую растительность на горах. Это был Кафан.
В Каджаран я ездил только один раз с сестрой Ирой, с тремя племянницами, на несколько дней. Это было выше в горах. Там я вышел один раз на улицу, ночью было очень холодно, я простыл, заболел и уехал.
Природа там красивая была. Иногда с ребятами по улице, — там были армяне, были полуармяне, были русские, но небольшой контингент, — вот с ними иногда ходил в горы.
Потом начались всякие сборы металлолома, и какое-то время валялись целые горы кремневых ружей, старых заржавевших мечей. Я оттуда тоже меч или два взял. На одном мече были арабские письмена и еще что-то такое. Мы развлекались тем, что ходили на какой-нибудь холм вечером, когда стемнело, и бились мечами. Искры летели во все стороны, было очень здорово.
Куда потом этот меч девался, к сожалению, не знаю. Их все, конечно, на переплавку пустили, хотя они наполовину могли бы пойти в какой-нибудь краеведческий музей, потому что там хранилось оружие очень древнее и хорошее.
