Я уже не застал всех этих блесков и тресков. Остались только воскресные обеды. Старики видимо стали думать о большем сбережении гроша; дошли даже до некоторой скаредности, занимали зачем-то деньги и были туги на расплату. Дорогие чаи были распроданы. Оставлены только два-три свинцовых ящика, из числа привезенных из Кяхты. Их откупоривали очень редко, не более одного раза в год. Чаи для ежедневного употребления покупались цыбиками у Боткина и сортировались дома, на больших простынях, при помощи его приказчиков. Пилось чаю все-таки очень много. В чем другом, а в хорошем чае и столе старики не могли себе отказать. Ели отлично до конца жизни и любили есть не одни.
Удивительно для постороннего наблюдателя проходила жизнь антиков" Большого однообразия и монотонности трудно спрашивать. Утро, после чая в компании трех племянниц, а иногда и двух-трех племянников, проводили старики в спальне О. А., на диване, поставленном так, что можно было видеть, в два большие окна, улицу и противоположный тротуар с домами. Подле стариков всегда играли их собачки. Старик держал постоянно в правой руке синий платок, чтобы утирать нос. Так они просиживали целое утро часов с одиннадцати до трех, говоря всякий вздор и наблюдая за проезжими и за прохожими. Иной прохожий до такой степени заинтересовывал хозяйку, что она кликала человека, который обязан был находиться большую часть дня в передней, единственно для отпирания дверей и разрешения разных мудреных вопросов в роде следующего: "не видал ли ты, батюшка, сейчас прошел тут человек, нес что-то зеленое на плечах и повернул направо?"
-- Нет-с, не видал!
"Хорошо, ступай!"
И опять сидение, ласкание собачек и разговоры о всяких пустяках. Если раздавался звонок, старик большею частию вскакивал на ноги и потом его уносило каким-то ветром в сторону, где зазвонили. Беда, если человека в передней не было и дверей долго не отворяли: старик выказывал самое детское нетерпение, хотелось узнать что это такое, кто прибыл? Нет ли чего интересного? Так как почти всегда дело оканчивалось вздором (письмо или записка к племяннику, не то к племяннице... какая-нибудь газета, билетик.) -- старик сердито усаживался на прежнее место, опять смотрели в окошки, опять болтали вздор, ласкали собачек.
В три часа аккуратно сервировался домашний обед человек на шесть, на семь. Обед составлял нечто весьма существенное для обоих стариков, в особенности для старухи. Она наливала себе супу в тарелку, столько, что, казалось, налито две тарелки, а не одна. Обо всех других блюдах можно сказать то же самое. Кости обгрызались и объедались так, что потом трудно было найти что-нибудь погрызть даже собаке. Однажды человек убрал тарелку с костями раньше, нежели следовало, и бросил собакам. Поднялись крики: "где кости? что вы никогда не спросите? Сейчас ужь и хватать!"
Человек сказал: "кости? вот они: я сейчас подам!"
Отогнал собак, уложил кости в тарелку, как были, и принес; старуха еще с полчаса их обгрызала, сосала и возилась с ними...
Затем следовал довольно серьезный отдых. Старики спали каждый у себя со своими собачками вплоть до вечернего чая, который распивался точно также, как утренний, в компании племянников и племянниц, а иногда и посторонних гостей. За чаем очень много съедалось булок, сухарей и другого печенья. После чая, часов в девять, устраивалась неизбежная игра в преферанс. Партию старикам составляла которая-нибудь из племянниц. Племянники садились играть редко, так как это было неимоверно скучно. За отсутствием или нездоровьем обычных партнеров, их заменяла сожительница -- тогда уже баба лет тридцати слишком, но еще румяная и здоровая. Она была начальница девичьей, заведывала устройством чаев, даже мама их разливала. Характера она была спокойного, хорошего, держала себя в отношении разных лиц с большим тактом, оттого ее все любили и уважали.
Она ли составляла партнера для стариков в вечеряем преферансе или другие лица -- всем следовало играть так, чтобы никак не выиграть. Иначе старики вскакивали со своих мест в заключении игры, сердитые, бросали карты и бранились.
В 12 часов ночи подавали ужин, такой же серьезный, как обед. Старуха ела с тем же азартом, также обгрызала и обсасывала кости. Надо знать, что зубы у нее были в чрезвычайном порядке все до одного, как у молоденькой здоровой барышни; никогда не болели и сама она не знала, что такое значит хворать.
После ужина все расходились спать. Старуха тут же и засыпала, а старик довольно долго читал какой-нибудь новый или старый роман, какого угодно писателя. Он говаривал мне не раз, что ему решительно все равно что ни читать: первую часть, третью часть мимо второй и первой, лишь бы читалось.
Следующий день стариков был похож, как две капли воды, на тот, который прошел....
Свободное копирование
