Какое имел официальное положение в Оленске Ефрем Федорович -- это мне в точности неизвестно. Знаю только то, что его все боялись и все слушались. Высшее начальство губернского города Якутска знало о жестких, своеобычных и резких свойствах строителя Оленска и потому решилось поручить ему в окрестностях нового города на довольно большое пространство, в районе нескольких сот верст, что по-сибирски вовсе не много,-- вводить в употребление картофель, тогда еще очень мало известный в Сибири. Ефрем Федорович, названный заседателем (по-якутски "от"), сел в телегу, в. другую посадил двух казаков с хорошими нагайками и начал скакать по разным окрестным селам, деревням и городкам, заглядывая в печи простых обывателей, мещан и крестьян, русских и якутов. "От скачет!" говорили, дрожа всем телом.
-- Что, картофель есть в печи?-- спрашивал он где по-якутски, где по-русски, переступая через порог избы, либо юрты..
-- "Есть, батюшка!" говорила перепуганная баба.
-- "Показывай"!
Горшок вытаскивался, горячий картофель высыпали на стол.
-- "Ешь сейчас при мне"! кричал неистово он.
Баба ела. Если же горшка не находили или, найдя, замечали в бабе и в других обитателях захваченного врасплох жилища отвращение к этой пище, сейчас же происходила расправа: клали и пороли; один казак держал, сидя на голове жертвы, а другой порол "сколько влезет". Так был введен, или, точнее сказать, вбит в жителей тех стран нагайками картофель!
Вероятно, по другим направлениям скакали другие заседатели. Несколько позже, точно таким же образом, тот же самый от вводил в Оленске и окрестностях употребление телег; лично показывал как их делать, иногда оставлял во дворе пугачевского башкира, знавшего тележное ремесло, чтоб он учил жителей делать телеги, а потом в известные сроки от объезжал селение и производил ревизии. Лет через 15 у Ефрема Федоровича явилась довольно большая семья: несколько сыновей и дочерей, крепких, рослых, красивых. Все это, еще малыми детьми, любило летом уноситься на диких конях в тайгу, делить с другими отважное, патриархальное развлечение. Девочки нисколько не отставали от мальчиков. Лошади иногда били их. Иногда являлись домой все в синяках, ранах и царапинах -- полутруп вместо человека. Все это было в нравах города Оленска. Больших несчастий не случалось. Труп оправлялся, молодость и крепость все выносила. И опять скакали в тайгу, и опять падали и разбивались, и опять -- ничего!...
Само собою разумеется, что, при таких условиях существование баснословного городка, было невозможно никакое учение мальчиков и девочек, детей чиновников. Они умели только ухарски скакать на конях по тайге, петь песни, целоваться. А что такое русская или другая какая грамота, это было им неизвестно, по крайней мере большинству. Дети его, главного начальника, патриарха, не умели ни читать, ни писать. Ему самому учить их было некогда: он был с утра до ночи в занятиях, в разъездах. А жена его, рожденная и воспитанная в таких же условиях, как и их дети, тоже не знала грамоты. Кому было учить целый десяток ухарей, только и смотревших, чтобы удрать в тайгу, была ли то зима, было ли лето....
Вскоре затем правительство нашло невыгодным иметь город в таких лесных трущобах; чиновникам предписано, по выдаче известной суммы на подъем каждому, оставить Оленск и отправиться на службу или на житье кому куда угодно. Все двинулись, распродав в ближайшие города и деревни все чересчур громоздкие вещи и скот. Корова шла по полтиннику за штуку. Лошадь немного более.
Так мудреный городок, какая-то прихотливая фата-моргана,-- явившаяся по мановению волшебного жезла среди непроходимой тайги и тундр, перестал вдруг существовать, имев в 15 лет жизни, всего на всего, только 8 дел {Сведение от моего отца, которому сказывал об этом сам Ефрем Федорович. Прочее -- большею частью составлено но рассказам моей матери, которая родилась в Оленске и прожила там все годы его существования.}.
Что теперь на его месте? Поселились ли якуты или опять засели прежние тайги, поросли травы -- и ревут там только медведи, волки да лисицы -- сказать трудно.
Создатель городка, человек с большими душевными силами,-- перенесся с семьею в Иркутск и стал искать себе новой службы. Но дело как-то не улаживалось.
В это время с ним познакомился мой отец, тогда советник иркутского губернского правления. Кажется, это случилось потому, что одна из дочерей Ефрема Федоровича, Анна, чрезвычайно красивая девушка, встречаемая отцом моим у разных знакомых на дружеских вечеринках, стала с некоторых пор ему нравиться больше и больше. Чтобы победить ее сердце, отец мой явился на одном общественном маскараде, где рассчитывал ее увидеть, наряженный казаком. Подействовал или не подействовал маскарад на сердце девушки, уж этого я не знаю, только она стала вскоре после этого госпожою Берг.
Свободное копирование
