Отец мой послушался совета, поехал в Сибирь, именно в город Томск; ему, как человеку солидному и крайне воздержному (которому придавало много значение и то обстоятельство, что он был y Попова, как его домашний секретарь), была поручена доставка в Томск целого десятка мелких чиновников, людей добродушных, но страшных кутил, которые всю дорогу сочиняли разного рода спектакли, как, напр., в какой-то деревне посадили в полуботы одного из своих товарищей и везши на дрогах, крича: "не хотите ли тюленюшку посмотреть?" -- подобно тому, как матросы возили тогда, временами, по Петербургу настоящих тюленюшек и собирали с любопытных дань. Прибежали они, с большим шумом и криком, и к моему отцу:
-- Василий Владимирович, Василий Владимирович! не хотите ли тюленюшку посмотреть?
Почти на каждой станции какая-нибудь новая история, новое изобретение или отчаянная попойка. Отец мой не знал, когда настанет всей этой муки конец и он привезет праведных судий, тогдашних "Ташкентцев", в новую девственную страну. Он вел записки всех этих странствований от Петербурга до Томска; я имел когда-то в руках эту тетрадку, но где она теперь -- решительно не знаю.
В Сибири прослужил отец мой довольно долго, около 20 лет, преимущественно в Томске, в Иркутске, в Нерчинске, Тобольске, Березове. Из рассказов его от этого времени у меня осталось в памяти пребывание в Березове: великолепное северное сияние, езда и охота в зимнее время на собаках, при чем отец мне рассказывал, что собаки, содержимые на почтовом дворе в большом количестве, всегда предчувствовали прибытие почты и начинали выть. "Почта не далеко: собаки начинают выть", говорили чиновники, и это неизбежно оправдывалось.
Еще помню рассказ моего отца о плавании с генерал-губернатором по Енисею, на расстоянии двух-трех тысяч верст, когда ему удалось, между прочим, освободить из острога нескольких тунгусов, которых упекли туда казаки, собиравшие с них пеню соболиными шкурами. И об этом плавании отец мои составил записку; лет 30 тому назад, я ее видел.
Свободное копирование
