И опять придется возвращаться в 50-е годы. Вот помню себя в нашем тенистом кировабадском дворе (четыре громадные липы, посаженные еще до революции, росли, создавая густую тень и уют): мне три годика, и на руках у меня Шарик, верный дружочек, он жил у нас около 10 лет, по всем горам с нами ездил. Именно после отъезда Веры на учебу в Москву, мама вместе со мной начала ездить за папой по горам.
Первая поездка была в Нахичеванскую автономную республику. Мне было всего четыре года, и запомнила я немногое. Папа работал в геолого-разведочной партии механиком, а мама шила. Поселок геологов Агдара состоял из нескольких сборно-щитовых домиков, и жили в нем только в летние месяцы. На зиму все консервировали и уезжали. Кругом были горы, а вдали, уже за кордоном, была гора «самая большая», как поется в песне, и называлась она Арарат. Ведь поселок стоял на берегу Аракса, и на другом берегу были уже Иран и Турция. Но все это я узнала потом. А тогда... Помню, мы с папой пошли куда-то на прогулку, и прямо у меня из-под ног, страшно напугав, вылетела куропатка. И зайцы бегали, как у себя дома, а по ночам страшно выли волки.
Но жили мы там недолго. В 54-ом папу перевели в Южно-Дашкесанскую геолого-разведочную партию. Так и я попала в Дашкесан. Но в Дашкесан-кобальте, поселке городского типа, в котором в годы войны жили мои родители, я побывала только один раз. А мы жили в поселке Нижний Дашкесан. Папе дали двухкомнатную квартиру в финском доме на две семьи. И это было счастливое время. Окрестности были изумительно красивые. Домик стоял над дорогой в долине, где рос «вкусный» лес: кизил, алча, яблони-дички, мушмула. А горы поросли чабрецом. О, этот запах чабреца, и сказочный розовый цвет склонов, когда он цветет! Увидев такое один раз, не забудешь никогда. Папа брал меня с собой иногда в горы, это были замечательные походы, хотя о цели их я никогда не задумывалась. Наверное, это были просто прогулки. И с нами непременно третьим был Шарик – песик безвестной породы, но умненький и верный, черненький, с белым галстуком. А зимой папа катал меня на совершенно необычных санках, которые сделал сам. Потом, когда мы уже жили в Кировабаде, они долго стояли бесхозные в сарае, не нужные по причине отсутствия снега...
В 56-ом я пошла в первый класс, и мы с мамой переехали в город. Жили мы в квартире без удобств. И с этим обстоятельством связано немало анекдотичных случаев. Поделюсь одним. По субботам мы ходили в городскую баню. Там всегда очередь. Сидим, ждем. Я стены от нечего делать рассматриваю – одна стена вся в портретах каких-то важных дяденек. В очередной раз приходим – одного портрета нет, в следующую субботу, еще две "дыры", в следующую – опять провал. Я, громко, на все фойе (не знаю, как уж так получилось): "Мама, а куда эти портреты делись?" И хотя в фойе стоял легкий гул от разговоров, тут повисла гробовая тишина. Мама сначала смешалась, а потом почему-то шепотом: "Тихо, это были враги народа"... И палец к губам приложила, чтобы больше не расспрашивала... Надо ли объяснять, что это был "иконостас" членов политбюро КПСС. Потом уже дома папа меня просветил, вкратце доступными для понимания ребенка словами, объяснил кто это такие "враги народа". Были это портреты Молотова, Маленкова, Кагановича и "примкнувшего к ним Шепилова".
В школу я пошла ту же самую, что окончила моя сестра. Школа находилась недалеко от нашего дома, и, вообще, это была, конечно же, лучшая в городе школа: №4 им. Н.К. Крупской. Первые годы учебы мне запомнились как-то не очень ярко. Помню только, что начало было не самым лучшим. Первого сентября, на первой же перемене, я умудрилась заблудиться в школе и не найти свой класс, и меня, плачущую, с трудом выяснив в каком я учусь классе, привела в него какая-то учительница. Всю первую четверть (до ноябрьских праздников) я жила у бабы Мани – Марии Яковлевны Лукиной, той самой, которая помогала когда-то маме в 40-х годах. Маме надо было «свернуть» хозяйство, она ведь всегда была очень деятельной, и там, в Дашкесане, у нас были и куры, и свиньи...
Мария Яковлевна Лукина, бабушка Маня, не была нашей родственницей, но я, в свои детские годы, совершенно искренне считала ее своей бабушкой, и очень ее любила. Ведь у всех детей были бабушки, и у меня была - баба Маня, и как же я плакала, когда узнала, что она не моя бабушка, а моей подружки Светлушки, а я только дочка друзей. Жили Магулария-Лукины на противоположном конце города, и возить в школу меня было далеко. Баба Маня будила меня рано-рано, заплетала мне, сонной, косы, и за руку тащила, в буквальном смысле этого слова, через пол-города к 8 утра в школу. А по возвращении из школы начиналась веселая жизнь: Света и Шурик – внуки бабы Мани и мои друзья, и еще много-много мальчишек и девчонок во дворе, замечательная теплая осень – какие уж тут уроки. В общем, когда мама в ноябре переехала в Кировабад, и забрала меня домой, выяснилось, что успехи у меня ниже среднего: первую четверть я закончила на одни тройки. И только по поведению стояла в табеле одинокая пятерка. Но мама была воспитатель крепкий: она закрыла меня в комнате, и дала задание - сделать все уроки: «Через час проверю». Мне сначала было скучно, а потом вошла в азарт, и оказалось, что учить стихи совсем не трудно, и решать задачи – тоже. Больше троек у меня в табеле не было никогда.
Со смешанным чувством ностальгии, любви, грусти рассматриваю фотографию: вот, на фоне дома, в котором мы жили, когда я ходила в первый класс, моя баба Маня – Мария Яковлевна Лукина. Она – в центре. Слева ее дочь – Ирина Александровна Лукина-Магулария, справа внук – Шурик Магулария, а внучка – Светочка Магулария – стоит слева. Это мои друзья детства, и первая детская любовь, между прочим... Света с мужем недавно съездила в Гянджу, и разместила в Одноклассниках.ru фотографии из этой поездки: дом этот стоит и поныне. Но давно уже нет на этом свете бабы Мани, да и тетя Ира уже в лучшем мире… И Шурика, с тех пор как он уехал учиться в Москву, я не видела ни разу. Зато со Светой мы поддерживаем связь через интернет: хорошая все-таки идея пришла кому-то в голову: создать сайт Одноклассники.ru. Света живет в Тбилиси, она учительница в школе.
Я училась в третьем классе, когда папа решил круто изменить свою и нашу жизнь. Он уехал в Красноярск летом 1959 года, и устроился работать старшим механиком в Богучанское строительное управление. Ему дали квартиру, и он прислал телеграмму нам: "Приезжайте!" Но тут мама категорически отказалась ехать в эту холодную Сибирь, о чем, в свою очередь, сообщила ему телеграммой. А я? Ох, как мне хотелось поехать к папе в Сибирь, и совсем я не боялась каких-то мифических морозов (а что это такое? – у нас-то зимой редко когда столбик термометра опускался ниже нуля, да и то на два-три дня, не больше, за всю зиму). Папа с мамой несколько раз перебросились мнениями по самой быстрой на то время почте, и папа вынужден был вернуться, прожив в Сибири всего два месяца.
И снова горы, снова одна геолого-разведочная партия сменялась другой.
Почему так часто папу переводили из одной партии в другую? На то были очень веские причины, как объективного характера, так и субъективного. Во-первых, геолого-разведка это такое дело: отработали-отбурили и партия сворачивается, и следует перевод на новое место. А во-вторых, Степан Николаевич Качанов был прекрасным специалистом своего дела. Да к тому же и трудоголик из трудоголиков – не признавал ни выходных, ни праздников, причем в каждое дело вносил какую-нибудь «изюминку», у него было несколько рацпредложений, изобретений, но почетные грамоты, которыми его награждали за них, не сохранились, потому что мама, по моде тех лет, вывешивала их вместе с Вериными похвальными листами на стены.
Работать приходилось много, оборудование на буровых станциях изнашивалось быстро, часто выходило из строя, а настоящих знатоков этого дела практически не было. Вот папа приедет в партию, работает буквально день и ночь. Все отладит, партия начинает выполнять план, и работы становится поменьше. Тут-то папа и видит то, что оставалось вне поля его зрения, пока он был с утра до вечера занят на буровой. И что же он видит? Там мотор начальник или его зам сбыли налево, тут рабочим не доплатили. А Степану Николаевичу, конечно, молчать невмоготу, и он начинает искать правду. И начальство, которое и хотело бы такого прекрасного специалиста у себя оставить, но ведь себе дороже получается, начинает искать повод, чтобы избавиться от правдолюбца. А тут, так кстати, в соседней партии тоже все вышло из строя, и следует приказ по Азгеолоуправлению: «В порядке перевода перевести в такую-то партию на ту же должность». Конечно, не во всех партиях у него были конфликты с начальством, но случались, и не раз.
Ездил по горам, как говорила мама, папа один, суммируя выходные дни, приезжал в конце каждого месяца домой на непродолжительный отдых, и снова в горы. А мы с мамой стационарно жили в Кировабаде, выезжая к нему в горы на летние месяцы, когда у меня начинались каникулы, потому что, естественно, в геолого-разведочных партиях школ не было.
Я очень любила эти поездки. Во-первых, навсегда запомнились сами переезды. Дорога была очень не простой, я плохо переносила езду, меня укачивало на этих бесконечных серпантинах, и я еще пару дней по приезду болела... Но все компенсировалось красотой гор. Выезжали мы всегда рано утром, а добирались на место уже ночью, вечером пьяняще пахли травы, трещали цикады, заяц, а то и лиса, в свете фар то и дело перебегает дорогу – столько восторга!
