Двенадцать - 3

В местах, где мы начали систематическую диверсионную деятельность, до нас диверсионные акты совершались редко, не было регулярной партизанской работы. Мы стали каждую ночь совершать налеты на тех крестьян, которые сотрудничали с немцами и помогали им истреблять евреев. Их имущество мы конфисковывали, а дома и сараи, набитые награбленным добром, поджигали. Многие из них попали в наши руки, и виновных постигла заслуженная кара.

Это была первая фаза деятельности нашей партизанской группы. Затем мы стали совершать по ночам налеты на сельские кооперативы и молочные фермы. Мы совершали свои налеты на села, отстоявшие друг от друга на несколько километров. Этим мы дезориентировали немцев, и они не знали, в каком лесу мы находимся.

Одной из значительных наших диверсий в тот начальный период был поджог смолярни у села Озерск. Там были большие запасы смолы, терпентина[1], а также бочки с бензином. Забушевало громадное пламя, огонь разлился по всему небу и был виден в селах и деревнях, расположенных на большом расстоянии от смолярни.

Немцы грозили сжечь те деревни, вблизи которых совершались наши диверсионные акты. Поэтому после каждой диверсии крестьяне сидели в своих хатах у окошек по ночам и ожидали, точно так же, как евреи в гетто, не едут ли к ним гестаповцы.

Вначале крестьяне предполагали, что все эти партизанские действия являются делом рук советских парашютистов и партизан. Мы старались скрывать наше еврейское происхождение: оделись в кожухи, кучмы[2] и лапти и присвоили себе русские имена. Но в конце концов нас распознали по разговору, так как некоторые из нас говорили по-украински, а не по-русски, к тому же акцент был чисто еврейский. Кроме того, крестьяне из сел вокруг Серников стали узнавать среди нас своих старых знакомых. Пошли разговоры, что евреи, прячущиеся в Сварыцевичском лесу, подвергают опасности окружающие села. Чтобы отвести от себя всякие подозрения о каком-либо отношении к партизанам, некоторые крестьяне поехали к немецкому гебитскомиссару в Столин и в жандармерию в Высоцк. Они добились приема у гебитскомиссара и у начальника жандармерии и заискивающе рассказывали им, что евреи грабят и убивают население, поджигают кооперативы, опрокидывают телефонные столбы, громят деревни.

— Только днем мы спокойны, — сказали они, — но ночи нам страшны. Мы боимся уснуть, даже зажечь лучину.

При этом крестились и клялись, что послушны и верны фюреру и Третьему рейху.