Маленький, знакомый мне по Киеву суфлёр Волынский повёл меня в бар. Было ещё рано, часов девять вечера. На высоком табурете у стойки сидела молодая красивая женщина.
— Познакомьтесь, — сказал он, — Валентина Санина.
На меня медленно глянули безмятежно спокойные, огромные голубые глаза с длинными ресницами, и узкая, редкой красоты рука с длинными пальцами протянулась ко мне. Она была очень эффектна, эта женщина. Её голова была точно в тяжёлой золотой короне. У неё были чуть раскосые скулы, красиво изогнутый, немножко иронический рот.
Кроме того, она ещё была очень похожа на пушистую ангорскую кошку. Санина лениво тянула через соломинку какой‑то гренадин и спокойно разглядывала меня, как змея кролика, перед тем как проглотить.
Я понял, что погиб, но сдаваться без боя не собирался. Так же спокойно я разглядывал её. На ней было чёрное, глухое до горла закрытое платье, а на шее висел на ленточке белый хрустальный крест. К сожалению, меня узнала публика, и через несколько минут уже окружили актёры, актрисы и разные люди. Меня тормошили, целовали, обнимали и расспрашивали. Это была обычная тогда картина моего появления в каком‑нибудь публичном месте.
Когда ажиотаж вокруг меня несколько поутих, Санина, иронически улыбаясь, сказала:
— И вам не надоело все это?
— Что именно?
— Ну… это… идолопоклонство?
— Разумеется, надоело, — ответил я. — Я вот мечтаю подыскать себе дублёра!
Она рассмеялась.
— Бедненький! — сказала она. — Мне вас жаль. И давно это с вами?
— О да!.. Уже года три.
Она покачала головой:
— Лечиться надо.
— Чем?
— Не знаю. Чем‑нибудь… В монастырь идите. Может, это поможет.
— Ещё чего! — удивился я. — Пойдёмте лучше в зал. Уже начинается программа.
Мы вышли из бара и сели за столик. Так началась «история моей болезни».
Придя домой, я записал:
Надо жить потише, повнимательней,
Перечитывая книгу вновь и вновь,
И поплакать тоже обязательно
Над страницей, где написано: «Любовь»…
Свободное копирование
