Наши мотопробеги начались давно, в 1979 году. Тогда Иван и моя мама были еще в СССР, и тем, кто не знает, хочу напомнить, что очень непродолжительно, буквально год, можно было без всякой телефонистки в любой заграничной телефонной будке бросить монетку, набрать номер Москвы и Ленинграда и услышать родной голос. Кажется, эта свобода связи была «открыта» под Олимпийские игры. Так, однажды заехав на вершину горы в Юре, где вокруг лежал снег, из-под которого пробивались первые подснежники, мы увидели красную будку. Оттуда я и позвонила в Ленинград, а сказав, где я нахожусь, крайне поразила свою маму. В одном из таких путешествий нас занесло в город Пуатье. Мы ехали по улице, зажегся красный свет светофора, и перед нашим мотоциклом возникло странное существо. Оно было белое, квадратное, носатое, малошерстное и очень противное. «Это он! Я всегда мечтал только о таком!» - вскричал Никита, спрыгнул с мотоцикла и подбежал к человеку, который вел эту образину на коротком поводке. Долго что-то выяснял, записывал, вернулся и сказал:
«Мы сюда приедем через несколько дней, но на поезде». Через десять дней мы опять вернулись в Пуатье. Я прекрасно помню, как мы пришли по заветному адресу, как раздвинулись большие, достаточно массивные железные ворота и нам навстречу выехал мальчик лет семи верхом на белом монстре. На длинной поросячьей морде без намордника красовались боевые шрамы, он больше походил на квадратный шкафчик, чем на собаку, - покрытый жесткой белой шерстью, с маленькими свинячьими глазками. Прошло пять минут, и на нас с лаем и визгом кинулась стая таких же гладких, мускулистых свинушек все на одну морду. «Господи, - подумала я, - ну и семейка! И именно о таком чудище Никита мечтал всю жизнь?!» С момента нашей роковой встречи с белым монстром он долго и нудно капал мне на мозги, что Иван, якобы, должен расти с собакой, а иначе вырастет мальчик-эгоист. Он мне впаривал, что ещё в Москве, в шестидесятые, видел английский фильм, где главный герой обладал «булем», что со времен своей холостяцкой жизни в Англии спал и видел у себя бультерьера - белого! И вот сейчас такой случай подвернулся! Надо сказать, что у меня в прежней жизни в СССР было несколько собак, все они были хороших кровей и даже мирно сосуществовали с нашими котами, но главное - они были приятной, красивой, нормальной внешности. А эта шумная галдящая орава никак не походила на мои представления о собаке. Мы были окружены плотным кольцом акуло-свиней, от вида которых тряслись поджилки. «Сейчас мы выберем себе щенка, - сказал Никита. - Ты знаешь, что их папа - чемпион мира, он голландских кровей, редчайшая порода белых бультерьеров, а мама из Англии и тоже большая аристократка.» «Опять эмигранты и беженцы, - подумала я, - неужели нельзя обойтись простой, без выкрутасов, местной породой?» И в это мгновенье к нашим ногам прижался беленький «поросенок», трясущийся от страха. Он жалобно скулил, просил защиты от семейной братвы, которая так и норовила его покусать.
«Никита, возьмем этого, видишь, он совсем не злобный…» Я всегда любила мальчиков, но тут я сильно прокололась, оказалось, что это девочка.
Она росла кроткой, ласковой, тихой, но упрямой «зайкой». Её сердечные и душевные «антенны» всегда были настроены на нас - на её семью. Потом она много, очень много болела, а могла бы погибнуть в первый день нашего знакомства. На железнодорожном перроне Пуатье, обалдев от незнакомых шумов, «зайка» чуть не сиганула под подходящий поезд. Никита растерялся, двухмесячный белый комочек выскользнул у него из рук, длинный поводок-лебедка как-то неловко раскрутился, и в последнюю секунду перед наезжающим составом я подхватила её!
Хозяева были рады сплавить нам девочку, таких идиотов, как мы, видимо, было не очень много - все покупали её братишек. Нас горячо убеждали, что мы сможем разбогатеть на потомстве, так как сейчас бультерьеры в большой моде и цене. Это была чистая правда, по тем временам мы выложили за неё приличную сумму и, конечно, никогда ни о каком «детрассаднике» не помышляли, потому что в нашей парижской малогабаритке она должна была приносить нам только радость. Но знали бы мы, во что это нам обойдется, в какие бессонные ночи, лекарства, клиники и тысячи франков выльется минутная слабость нашей (моей!) души. Но и теперь, поверни я колесо времени вспять, я опять купила бы только её.
Свободное копирование
