В ночь на 25 июля получили приказ: "Передислоцироваться в деревню Каменка и 26-го в 10.00 принять раненых". Поглядели по карте - пятьдесят километров, от большака проселок километров на восемь. К счастью, у нас раненых сейчас мало. Прилетал самолет и всех, кого можно, вывез. Оставшихся ночью перевезли в ближайший госпиталь, за семь километров. К семи утра свернулись и погрузились. Шофер Федя ходит около рессор и охает: "Засядем..."
В восемь утра отбыли на своем ЗИСе. Начальник в кабине, мы все наверху, почти под небом - перевязочная и часть сортировки. ППГ-2266 выбрасывает десант. Лошади, к сожалению, придут не раньше, чем через два дня. Наступление ждать не будем. Есть, правда, расчет, что Федя будет курсировать между Каменкой и обозом. Кроме того, обещали прислать две "санитарки".
Погода переменная... Со страхом смотрим в небо: нет, не самолетов боимся - дождя. Если польет, забуксуем, засядем, хоть караул кричи. Но мы веселы, хотя и не спали, - наступаем!
В полдень приехали.
Каменка... Высокий косогор, наверху - десяток ободранных яблонь, два домишка. Большая палатка. Дальше глубочайший овраг и за ним еще десятка два орловских маленьких хат.
Весь косогор усыпан ранеными. Одни лежат прямо на земле, распластанные, неподвижные, другие сидят, некоторые бродят. Сколько их? Человек двести...
Идем с начальником к палатке. Оттуда доктор вышел, маска на шее. Хирург. Представляемся. Спрашиваем.
- Да, здесь человек двести... Ходячих отправили пешком. Наш санбат уже впереди. Двух врачей оставили, три сестры и часть кухни...
- Много обработанных?
- Много ли мы обработаем такими силами? Десятка два перевязаны, остальные - из полков, сегодня и вчера. Хорошо, что дождя нет.
Мы ведем переговоры:
- Перевязочную развернем сейчас... Но кормить столько не можем. Оставьте, пожалуйста, свою кухню, пока наша машина сделает еще один рейс, до конца дня хотя бы.
Доктор согласился.
Выбираем место для перевязочной - у нас длинная "колбаса" из трех палаток. Приходится переносить раненых под другие деревья, чтобы площадь освободить. Солнце печет немилосердно.
- Сгружайте, ставьте палатки. Канский, командуй! Лида, в темпе развертывать!
Мы идем с доктором в "госпитальный взвод" - в те две хаты, что на краю сада.
Входим, после солнца темно, окошечки крохотные, заткнуты тряпками... Так на меня пахнуло Угольной! Тепло, но зато тучи мух сразу облепили нас, лезут в рот. Кажется, я никогда не видел столько.
На полу, на скомканной реденькой соломе, лежат раненые, человек тридцать. Некоторые прикрыты шинелями, другие почти совсем голые. Бредит "черепник" без сознания, пощупал - без пульса. Рядом - оперированный "живот", губы сухие: "П-и-ть... п-и-и-ть..."
Солдат с перевязанной кистью поит из большой кружки всех подряд.
- Санитары только в операционной. Этот вчера ранен, в команду взяли...
- Да...
Доктора отпустил: говорит, у него на столе больной. Вызвал Нину, сестру, - помогать. Просмотрел карточки - они были не у всех. Сделал "назначение" - запретил поить раненых в живот.
Наконец подошли две "санитарки" - привезли Броню с сестрами, две палатки и имущество на сорок коек. Это уже хорошо: сможем оперированных устроить...
К трем часам операционно-перевязочный блок был готов. "Колбаса" из трех палаток стоит между яблонями, Нина в стерильном халате сидит, ожидает у стола. Лида с девушками "доводят" операционную, предперевязочную... Можно начинать! Медсанбатовцы свою операционную уже свернули и грузят на телегу. Доктор - уже без халата, заросший, усталый - усаживается на передок.
- Теперь поеду к своим... Спасибо.
Уже развернули госпитальную палатку, на носилках, но с матрацами и бельем. Можно переносить тех оперированных. Но бог против нас. Небо совсем затянуло тучами, и дождь вот-вот хлынет... Не до перевязок: нужно спасать раненых от дождя (этого им еще не хватало - промокнуть!).
- Не перетаскивайте из хаты! Третью палатку натягивайте! Уберите носилки из палатки! На брезенте больше войдет! Всех, кто может двигаться ,- за овраг, в деревню! Натягивайте полы вместо навеса!
Все бегают как угорелые, а капли уже падают...
- Скорее, скорее! Ребята, ползите в палатки! Под брезент! Санитары, переносите лежачих! Скорее!
Дождь по-настоящему хлынул в шесть часов. Мы успели укрыть всех, но забили каждую дырку.
В семь вечера начали оперировать. Первый раненый уже ждал меня на столе. "Грудь"... Когда сняли кровавую повязку - в правом боку открылась огромная рана 10 на 12 сантиметров, из которой поднимался пар в такт с дыханием. Три ребра сломаны, в рану прилежит диафрагма, в ней тоже зияет отверстие, видна кровоточащая рана печени. Вот она, настоящая проверка изысканий по ранам груди...
Делаем все, как обдумано: обширная резекция ребер, экономное иссечение раны диафрагмы, швы на печень. Вскрыли живот отдельно для высушивания. Провозились почти три часа... Капельно переливали кровь. Дождь барабанит в крышу, как в мою голову. Все наши планы на сортировку и культурную работу рухнули. А тут еще проклятый движок, который летом майор достал, не заводится, хоть плачь, и опять приходится оперировать при керосиновых лампах... Канский возится около него. Ругаю его через стенку палатки.
Сделали ампутацию, несколько обработок больших ран... Лида и Быкова ходят по палаткам, отбирают срочных, насколько это можно сделать с коптилкой, когда нужны акробатические прыжки, чтобы добраться, посмотреть раненого.
Наконец около полуночи зажглось электричество. Асептику соблюдаем - всех раздеваем и полостные операции делаем в операционной. Но мухи уже "заселили" нашу перевязочную, тоже прячутся от дождя.
В три часа ночи скомандовал отбой, и все улеглись прямо на полу перевязочной. Другого места все равно не было и сил не было.
Следующий день начался с грандиозного разноса, который нам учинил полковник из санотдела армии. Начальник стоял по стойке "смирно", а он кричал: "Где сортировка? Где шоковая?" Правильный разнос... А что сделаешь, когда дождь?
Целый день он то переставал, то снова начинался. Все время были в напряжении. "Освоение площадей" продолжалось, а справиться с поступающими не могли из-за дождя. Только к обеду сумели, наконец, освободить одну палатку и развернуть там послеоперационное отделение. Ходячих направляли пешком через овраг: там создали малую перевязочную.
Хотя сортировочной у нас и не было, но мы не "потонули". Всех поступающих регистрировали, бегло осматривали. Приняли пятьсот тридцать человек. Эвакуации не было: дороги развезло.
На третий день мы, наконец, создали сортировочное отделение с баней, а число "госпитальных" коек довели до ста.
Дождь кончился, но ночи стояли очень холодные. Раненые в сараях и хлевах жестоко мерзли. Большинство были одеты перед боем совсем по-летнему - в одних гимнастерках.
С четвертого дня пошла газовая, очень много. Не удивительно - раны обработаны поздно, плохо, а многие совсем не перевязывались с момента ранения... Каждую ночь мы с Лидой и Канским оперировали.
Мухи не давали житья. Днем дважды делали перерывы и распыляли порошок дуста. Но проходил час, и все как прежде. Проклятые, садились на газовые раны, а потом на чистые...
На четвертый день появились черви. Снимаем повязку - под ней ползают личинки. Раненых это очень пугает: "заражение". Я-то знал, что личинки безобидны. Они пожирают мертвый материал с поверхности ран. Раны под личинками удивительно быстро очищались и начинали гранулировать.
Организовали три поста по "ловле" машин. Они работали не столь эффективно, как зимой, но все вместе давали до двадцати машин в день. Заготовили соломы, чтобы подстилать в кузов, потому что и для лежачих не хватало "санитарок". Эвакуация началась.