Единственный верховцевский ресторан размещался в здании вокзала. Его высокие, почти от земли, всегда запотевшие окна выходили прямо на перрон. Непременная пальма в деревянной кадке у окна. Сизый плотный дым папирос, висел словно туман. Стойкий запах пива, вместе с клубами табачного дыма, вырывался через приоткрытую тяжелую двустворчатую дверь в помещение вокзала. Верхняя часть темно коричневой деревянной двери, была из матового стекла с деревянной оплеткой и надписью по стеклу "ресторан". В ресторане стояли столики, укрытые белыми не очень свежими скатертями. Высокая темная стойка со стеклянными полукруглыми витринами по сторонам. В витринах бутерброды с красной и черной икрой, рыбой, колбасой, подсохшим и от этого завернувшимся по краям сыром. Влажный от разлитого пива прилавок. Пиво насосом с длинной рукояткой качала из высокой большой бочки толстая буфетчица в белом фартуке с накрахмаленной белой наколкой в завитых пергидрольных волосах. Все как везде. Ресторан был рассчитан на проезжающих транзитных пассажиров и местных кутил. Рядом с вокзалом, в отдельно стоящем барачного вида здании, размещалась столовая. Она была для люда попроще. Этой столовой заведовала соседка по дому и мамина приятельница Тамара Токарева. Тут тот же табачный дым, устойчивый запах пива, гул голосов, голые столы без скатертей и проворные официантки. Частые конфликты посетителей с выяснением отношений на крыльце. В другом крыле здания вокзала находился просторный зал ожиданий. Пол был вымощен кафельной светлой плиткой. Потолки высоченные, стены толстые, добротные. Окна большие. Много света и воздуха. Чисто. Несколько рядов деревянных, сбитых в недлинные ряды, откидных стульев. Ожидающих в зале обычно было мало. Считанные единицы. В зале ожидания работал книжный киоск. Только там продавалось множество газет и разноцветных журналов. Самыми заграничными, которые доходили до Верховцево, были "Болгарская женщина" и польские "Шпильки". Только там можно было купить новые книги. Даже подписные издания в нескольких томах. Внутри вокзала летом, даже в самую жару, всегда было прохладно. За счет кафельного пола, высоких потолков и постоянного сквознячка. Напротив центрального входа в вокзал был выход на перрон. Вокзальный перрон был широким, длинным. Украшался вдоль окон узкими длинными прямоугольными цветочными клумбами, огороженными по краю бордюром из половинок кирпичей, выставленных острием вверх. Неизменно высаживались петунии, ноготки, ночная фиалка, астры.
Привокзальный сквер. Небольшое пространство в виде привокзальной площади отделяло вокзал от сквера. Была она вымощена булыжником, сквозь прогалины мостовой прорывались редкие травинки. Привокзальный сквер был гордостью Верховцева. Со стороны вокзала полукруглый, с противоположной - квадратный, компактный, засаженный высокими тополями, акацией, липами и обнесенный дощатым забором. В центре - небольшой фонтанчик в виде чаши с бассейном вокруг. Но основной достопримечательностью была могила матроса Железняка, увенчанная железным конусом, местами изъеденным шершавой опадающей ржавчиной, с красной звездой на верхушке. Того самого матроса Железняка, начальника караула Таврического дворца в Петрограде, который распустил Учредительное собрание 1918 года. По преданию, он ворвался с толпой большевиков в зал заседаний и объявил господам эсерам во главе с В.М.Черновым - "Караул устал!". Словом, кончайте этот балаган. Летом 1919 года, Железняков Анатолий, как правильно звучит его фамилия, был командиром бронепоезда красных. Большевики прорывались из окружения, освобождая Верховцево от белогвардейцев. Екатеринославскую губернию попеременно занимали деникинцы, махновцы, красные и белые. Бои тогда велись в основном на железной дороге и рядом с ней. 26 июля, как раз на станции он был смертельно ранен. Тут же в 30 шагах от железнодорожного полотна матроса-большевика спешно похоронили соратники. И было ему всего-то от роду 24 года. Лет через 50 на могиле поставят памятник. Благодаря этому героическому имени, Верховцево вошло в различные военные энциклопедии и исторические словари. Кстати, теоретик и философ этих самых эсеров, которых мальчишка-матрос выгнал из Учредительного собрания, - Чернов Виктор Михайлович - из дворян. В 1894 году позапрошлого века получил образование в Московском университете. Затем благополучно бежал от большевиков за границу. Участвовал во французском Сопротивлении во вторую мировую войну. Жил в США и почил в бозе в 1954 году на восьмидесятом году жизни.
Клуб Железнодорожников. Справа от сквера стоял клуб железнодорожников. Между ними - такая же широкая, мощеная булыжником дорога, как и привокзальная площадь. Клуб - большой и единственный "очаг культуры" Верховцево. Каменный в человеческий рост, выкрашенный светлой краской, забор примыкал к зданию клуба и отгораживал клуб и большой парк в отдельное маленькое государство. Вход в парк был торжественный, парадный. Четыре кирпичные высокие квадратные колонны завершались, уложенной сверху горизонтальной квадратной балкой. На ней крепились кумачовые транспаранты с разными призывами по праздникам. Сверху вход украшал невысокий треугольный фронтон по центру. Между двумя центральными колоннами был широкий парадный вход. Впоследствии его закрыли двухстворчатыми ажурными металлическими воротами, которые распахивались на большие всенародные гулянья. В обычные дни они были завешены большими яркими афишами. Неизменной афишей танцев на весь весенне-летний период. И один раз в неделю сменяющейся афишей кино. Рисовал красочные объявления местный художник. По бокам от парадного входа, между колоннами - два входа поуже. Парк при клубе густой, тенистый с многолетними дубами, кленами, акацией, тополями и сиренью. Широкие аллеи, посыпанные песком и мелкой ракушкой, с аккуратно подстриженными кустарниками акации, терна и бузины по сторонам. В тупичке одной из аллей длинное помещение тира. В другой аллее - деревянная прямоугольная беседка. Верхняя половина стен которой, до крыши, была сбита из тонких реечек, переплетенных в виде ромбов. На дощатом, со стертой половой краской и прогнившем местами полу, стоял большой бильярдный стол. Впоследствии я с удивлением узнала, что для такого стола очень важен абсолютно ровный пол, Для того, чтобы безукоризненно выставить поверхность игрового поля. Мне помнится, что во всех, уважающих себя городских парках бильярд был обязательным атрибутом. Видимо, как-то устанавливали, и добивались гладкости поверхности этого стола. И может это была не самая главная деталь. Важней было общение, обсуждение новостей разного масштаба. Даже самого высокого. Тут всегда собирались мужчины. О чем-то говорили, спорили. Играли на деньги. В других аллеях стояли большие широкие удобные садовые скамейки. Деревянные с выгнутыми высокими спинками. В самой глубине парка, прятался за высокими кустами сирени, небольшой фонтанчик в виде чаши с маленьким круглым декоративным бассейном. Здание клуба было тоже довоенным, одноэтажным, но высоким. Вход с улицы с фасада, рядом со входом в парк, вел в помещение радиоузла. Отсюда через громкоговорители транслировали всякие важные правительственные сообщения, радиопередачи, музыку. Главный вход в здание клуба был внутри, за воротами. Крыльцо на четыре каменные ступени. Высокая двустворчатая дверь, небольшой тамбур и за ним - просторный холл. Справа вход в кинозал. Кинозал большой, мест на 400, с широким проходом посредине. С другой стороны холла входы в библиотеку и репетиционную комнату для танцевального кружка и хора. Зимой по выходным в холле устраивали танцы. Наружная металлическая лестница в торце клуба вела наверх, в комнату киномеханика. Сюда привозили киноленты в больших круглых железных коробках. Под лестницей небольшое окошко кассы кинозала. Открывалось оно незадолго до киносеанса. Тут же летом продавались билеты на танцы. Со стороны, противоположной центральному входу, из кинозала выходили две двери. Высокие двустворчатые и тяжелые они вели во двор парка. Отсюда вываливала толпа народа после сеанса. Выходя из кинозала, проходили мимо большущей круглой танцплощадки за высоким забором. Танцы были обязательным атрибутом летних вечеров. По субботам и воскресеньям гремел духовой оркестр.
Одна из сторон парка примыкала к железнодорожному полотну. Мимо мчались грузовые составы и светились окнами, проезжающие пассажирские поезда. Останавливались в Верховцево все, шедшие мимо скорые и пассажирские. Некоторые ненадолго, на пару минут, но исключительно все делали здесь остановку. Летним вечером по выходным, пассажиры проезжающих поездов, могли наблюдать сквозь деревья освещенный круг танцплощадки и уж конечно, слышать вальсы духового оркестра. А слышно было на пол Верховцево. Во всяком случае, было ощущение, что играют в нашем дворе. Оркестр был солидный. Молодежь обязательно прибегала в клуб на танцы. Тут происходили все значимые события. Других развлечений попросту не было. Танцплощадка - большая круглая, обнесенная высоким дощатым забором. В широкие просветы между заборными рейками можно было наблюдать, что происходит внутри. Музыканты сидели на специальной сцене под сферической деревянной голубой крышей - ракушкой. Были людьми значимыми. Пользовались особым уважением. Играли вальсы, фокстроты, военные песни. Этот же оркестр сопровождал все похороны скорбными мелодиями Шопена. Внутри танцплощадки, вдоль всего забора от одного края сцены до другого были устроены лавочки для сидения. Толи для отдыха, толи для непринужденного ожидания кавалеров и приглашения на танец. Вход на танцы платный, с контролером на воротах. У контролера на рукаве красная повязка. Он здесь власть. Иногда кто-нибудь из местных задир мог сигануть через высоченный забор без билета. Куражились. Искали приключений. Остроты чувств. Ценились выходки, что-нибудь "на грани". Завязывались и развязывались конфликты. "Чесались" кулаки. Решались судьбы. Рождались слухи. Влюблялись. Расставались. Страсти кипели почище, чем в бразильских сериалах. Народ постарше, принарядившись, вечером приходил в кино. Гуляли чинно перед сеансом по перрону на вокзале и в парке вокруг танцев. В клубе, кроме кино, была большая, богатая библиотека. Тогда много читали, бегали менять книги, читать в зале новые журналы.
Еще при клубе работало много кружков. Кроме обязательного хорового - танцев, кройки и шитья. Некоторые поющие особы ходили на индивидуальные занятия пением. Аккомпанировали им местные музыканты на баяне, аккордеоне или фортепиано. Потом на праздники, когда устраивались большие концерты, местные певцы выступали с несколькими сольными номерами. Встречали их всегда восторженно. Это были знаменитости, как теперь бы сказали, поп-звезды. Их знали по именам. Они шили себе концертные платья, придирчиво выбирали репертуар. Были исполнители народных песен и современных эстрадных. Тут рождались таланты и начинались карьеры. Если не для большой гастрольной деятельности, то уж для устройства личной жизни молодых женщин, это был ощутимый и действенный трамплин. Одна из маминых подруг долгое время была видной эстрадной солисткой. О том, как проходили ее репетиции, закулисные волнения и выступления я расскажу позже, в другом разделе.
Свободное копирование
