Работа в МИДе дала мне очень много.
Я пришел туда со стороны, но попал в структуру, которая занималась уже некоторое время правами человека.
Конечно, там, в бывшем союзном министерстве, царила особая атмосфера, не всем нравилась позиция Козырева в международных делах, но работать было можно.
Удалось сформировать команду, которая, используя возможности момента и преимущества правительственной структуры, смогла немало сделать и помочь многим.
Это был период, когда приходилось «пробивать» визы и помогать в получении гражданства нашим эмигрантам, содействовать международному усыновлению и добиваться прекращения соглашения с Северной Кореей о лесоразработках в Сибири, где использовался рабский труд граждан этой страны.
Много было сделано и для вступления России в Совет Европы, для прохождения через Верховный Совет важных законов, защищающих права человека.
Но, в то же время, были сильны и многие ограничения, присущие государственной бюрократической структуре.
А после начала войны в Чечне стало понятно, что романтический период в Министерстве Иностранных Дел, как и во всей стране, – закончился.
Тем не менее, я благодарен судьбе за эти годы работы в МИДе. К тому же это был, насколько я знаю, единственный случай, когда диссидент и правозащитник работал в российском министерстве чиновником такого ранга.
В апреле 1995 года я получил неожиданное приглашение от Сороса – возглавить новую структуру его фонда, создаваемую в России на месте советско-американского фонда «Культурная инициатива».
К такому предложению я готов не был, поэтому долго раздумывал.
Но в мае, после разговора с Козыревым, который уже тогда не чувствовал себя прочно в своем министерском кресле, я решился и перешел на работу в фонд Исполнительным директором представительства Института «Открытое общество» в России.
Но это уже другая история, которая заслуживает отдельного описания.
Свободное копирование
