В августе 1981 года на общее свидание ко мне поехал брат Витя, но свидание, в нарушение закона, не дали и даже не сообщили мне об этом.
Потом, признав нарушение, разрешили Вите в сентябре приехать на личное внеочередное свидание на 2 суток. Он к тому времени тоже глубоко влез в диссидентские дела и пришлось призывать его ко всяческой осторожности.
В августе прошло полсрока, и я получил право на посылку. Для посылок в зону существовало множество ограничений: нельзя было присылать шоколад, витамины, бульонные кубики и т.д. Но выход всегда находился. Присылали, например, витаминизированные конфеты или высококалорийное печение собственного изготовления с включением изюма и шоколада («лефортовские сухарики»).
А из бульонных кубиков жена научилась готовить отвратительное на вкус печенье, которое можно было растворить в горячей воде и получался нормальный бульон.
Но все посылки проверялись, и объяснить, что тебе прислали, было непросто. Как-то получаю посылку. Дама-контролер, выдававшая их, была настроена доброжелательно. Что не помешало ей порезать все печенье пополам, а соленое из-за подозрительного вида - попробовать. Я ей объяснил, что это особое печенье, национальное блюдо, на любителя (вот сыр “рокфор” тоже многие не любят - его она сразу вспомнила), а печенье это с пивом хорошо или с чем-нибудь вприкуску - острое очень. В конце концов все отдала и мы долго пировали.
Другой радостью на зоне были письма, которые безбожно задерживали, теряли, изымали. Это – отдельная страница борьбы с администрацией, вернее, с оперчастью.
Неожиданно мне передают прошедшие через цензуру письма из Америки от Дэна - знакомого американца. Он когда-то студентом приезжал в Советский Союз и заодно что-то привозил для нашей Рабочей Комиссии. Письма были написаны эзоповым языком, с критикой западных порядков, и оперчасть вдруг решила, что они могут на меня повлиять (к тому же опер, Додярук, оказался филателистом и он надеялся пополнить свою коллекцию с моей помощью). Потом догадались, что письма не столь невинные, и переписка прекратилась.
Пытаюсь писать заметки о Лефортово, но 10 августа по доносу записи изымают при обыске. Конечно, простить мою неосмотрительную склонность к мемуарам они не могли.
За меня берется начальник оперчасти Додярук, молодой и самоуверенный офицер, у которого давно чесались руки поставить меня на место.
Переводят на работу грузчиком, потом - вязать штакет, а весной - в цех по изготовлению кабельных барабанов. Это уже не программирование.