Мы все родом из детства, но армавирское детство было не у всех. Много ярких воспоминаний из того периода, но сегодня хочу рассказать про осеннюю скуку и как мы её прогоняли. С октября по декабрь, пока снег не покроет землю, погода стояла слякотная и нередко ветреная. Гулять в такие дни совсем не хотелось, а если и выходили на немного, то слонялись из угла двора к калитке, любимое занятие было – балансировать на уголках кирпичей, которыми были выложены клумбы по периметру. Кирпичи были вкопаны так, что торчали уголки вверх и к паске бабушка белила их известкой, так же как и стволы деревьев. Ходить по кирпичам не велели, и бабуля, если видела эту шкоду, выглянув в окно, тарабанила и грозила пальцем: - Вот я тебе, негодница!
Если был дождь, то прогулка отменялась, и приходилось рассматривать слякоть через оконное стекло. Балет в телевизоре, и до вечера, до очередной серии «Семнадцать мгновений весны», еще так далеко. Иногда случалось раздобыть книгу, и если она была с пожелтевшими затрепанными краями, то это заставляло трепетать сердце. Дюма, Дефо, Уэлс - было жаль, что книга не может быть бесконечной и непременно закончится. Как много мы читали тогда, скука улетучивалась вмиг, стоило раскрыть книгу.
Бабушка моя много вязала, и меня приучила, научила даже прясть шерсть. Нередко мы жарили большую кучу семечек, называемых «пузанок», и лузгали их вечерами, когда по телевизору ничего интересного не было. Или вязали каждая от своего клубочка. Дрова в печи потрескивали, согревая комнату. На веревке над плитой что-то висело, досыхая, и качалось от поднимавшегося тепла. На припечке сушились сухари. Почему-то они были такие вкусные, после того, как подсохнут и пожелтеют. Помню топленое молоко, а это были топленые сухари.
По вечерам к бабушке нередко приходили лотошники. По праздникам и воскресеньям их было много. Собирались к четырем часам после обеда. Нередко приносили с собой и табуретки, потому что стульев на всех не хватало. В табуретках была дырка по центру, чтобы нести или переставлять удобнее.
Рассаживались, кто где найдет место, карты раскладывали всюду, нередко даже на кровати. И начиналась игра. Выкрикивали номера, накрывали названные цифры на картонных карточках пуговицами или железными кругляшами. Играли на деньги, и хоть ставки были символическими, волнение было настоящим. Случалось мне выиграть до рубля, это было состояние для ребенка. Так проходил вечер и скука улетучивалась.
За игрой в лото шутили, смеялись, вспоминали и какие-то случаи. Среди игроков был худой высокий дедушка Борис со своей женой Марией. Он очень уважительно к ней относился, что было заметно. Запомнился он тем, что играл в лото, не глядя на карты, и всегда знал, кто выиграл, у кого «квартира», у кого две. Я удивлялась, как такое может быть. Дедушка Борис демонстративно клал свои три карты на табурет и садился на них, никогда не накрывал цифры и всегда знал, что у него уже "накрыто" а что нет. Когда я спросила, как же он так научился, то дедушка ответил: жизнь лучший учитель. Уже потом, после его ухода мне бабушка рассказала, что он в тюрьме отсидел много лет, там и выучил карты наизусть. А попал он туда за горсть риса.
Глаза у ребенка были огромными, как же так, за жменю риса в тюрьму?? Оказалось, что у них было пятеро детей, а дома часто кушать нечего. Дедушка Борис ходил с другими мужчинами разгружать вагоны на железной дороге. В тот злополучный день разгружали рис в мешках. Когда вагон разгрузили, было уже темно, но мужчины заметили, что из некоторых дырявых мешков рис высыпался на грязный пол вагона. Они решили подмести вагон и поделить между собой. Жены дома переберут и отмоют рис, и сварят детям что-то калорийное. Видимо, нашелся среди них сексот, а может со стороны кто-то увидел, но всех их арестовали кого по дороге домой, кого дома. У дедушки был карман риса с пылью вместе. Увезли, осудили, в тюрьме научился играть в лото, а уж потом на лесоповале отрабатывал грех перед родиной. Как выживала Мария с детьми, я не знаю, могу только догадываться.
Это было одно из сильных воспоминаний детства, пара эта мне запомнилась еще и тем, что по воскресеньям они ходили в церковь. Он всегда пешком, а свою Марию провожал до автобуса №16, жалел ее ноги. Дедушка Борис говорил, что к богу надо идти, а не ехать и шел напрямую от училища механизации, что в Старой Станице, через Косу вдоль Кубани, по мосту и вот уже церковь. Нередко он приходил раньше жены, так как автобус давал круг по станице и в воскресенье люди ехали кто на рынок, кто по гостям или на водохранилище. В то время немногие ходили в церковь, даже если в душе было желание. Детей не крестили, или крестили тайно. Меня тоже бабушка окрестила по секрету от родителей. Так бы и не узнали долго, ведь я сути таинства не понимала, а родителей рядом не было. Но мама стирала мой сарафанчик руками и нашла зашитый в подол крестик нательный. Поэтому и поняли, что я теперь крещенная. Но родители были коммунистами, и говорить об этом никому не стали. Знали, и все.