Недолгое время, проведенное мною в Бастилии, представило мне ярче, нежели все, что мне довелось видеть ранее, ужасающую картину владычества Кардинала. Я увидел там маршала Бассомпьера, столь хорошо известного своими заслугами и приятными качествами; я увидел маршала Витри, графа Крамая, командора Жара, Фаржи, Кудре-Монпансье, Вотье и бесчисленное множество особ всякого звания и обоего пола, несчастных и изнуренных длительным и жестоким заключением. Лицезрение стольких страдальцев усилило во мне прирожденную ненависть к правлению кардинала Ришелье. Ровно через неделю после того, как маршал Ламейере доставил меня в Бастилию, он же прибыл извлечь меня из нее, и я вместе с ним отправился к Кардиналу в Рюэль принести ему благодарность за возвращенную мне свободу. Я нашел его суровым и неприступным. Я не стал оправдываться в своем поведении, и мне показалось, что это его уязвило. Что до меня, то я почитал себя редким счастливцем и потому, что вышел из тюрьмы (к тому же в такое время, когда никто не выходил из нее), и потому, что получил возможность вернуться в Вертей, сохранив в тайне, что мне переданы на хранение драгоценности г-жи де Шеврез.
Королева с такой добротой постаралась мне показать, что остро переживает случившееся со мной из-за моей службы ей, а м-ль де Отфор явила столько свидетельств своего уважения и своей дружбы, что я находил мои злоключения даже слишком щедро вознагражденными. Г-жа де Шеврез, со своей стороны, доказала, что и она питает ко мне не меньшую признательность: она до того преувеличила сделанное мной для нее, что испанский король посетил ее в первый раз, когда пришла весть о моем заключении, и во второй - когда узнал о том, что я уже на свободе. Свидетельства уважения, расточаемые мне особами, к которым я был больше всего привязан, и своеобразное одобрение света, достаточно легко даруемое им тем впавшим в беду, чей образ действий не заключает в себе ничего постыдного, помогли мне провести не без приятности два-три года изгнания. Я был молод, здоровье короля и Кардинала день ото дня ухудшалось, и я имел все основания ожидать от предстоящих перемен только лучшего. Я был счастлив в семейном кругу; и располагал на выбор исеми утехами сельской жизни. Соседние провинции были полны изгнанников, и схожесть нашей участи и надежд делала наше общение особенно отрадным.