* * *
Я вспомнил сладкую, сочную «хорошавку», бархатный анис, крупный апорт, крыжовник, сливы, красную и черную смородину, душистую малину этого сада. До коллективизации я каждое лето приезжал к сестре. Здесь я родился, вырос, знал всех мужиков и баб. Ко мне относились с почтением, как к человеку, выбившемуся в люди, ко мне шли за советом, за книгой, мною гордились, как прославившим свое село книгами собственных сочинений. Молодежь любила слушать мои рассказы о прошлом России и о других странах. На церковной площади я устраивал чтения своих рассказов и стихов. Приезд писателя Родиона Акульшина был праздником не только для Виловатова, но и для всей большой округи. Учителя, священники, врачи из других селений приглашали меня в гости, считая эти встречи «незабываемыми».
Коллективизация всё изменила: на родине нельзя было ни отдыхать, ни работать.
Я видел печаль на лицах, слышал слезные жалобы, каждую минуту сталкивался с несправедливостью, самоуправством, неразумными распоряжениями. Говорить об этом с начальством было и бесполезно и не безопасно: меня могли зачислить в число недоброжелателей нового строя. Побывав в колхозе одно лето, я решил с тех пор проводить каникулы в подмосковных деревнях, в Крыму, на Волге.
Но в этом году меня почему-то неудержимо потянуло в родные края.
Десять лет! Да это же целая вечность. За сестру я не беспокоился: её муж был бригадиром-учетчиком. Сама она тоже работала в колхозе круглый год. Трое учащихся детей принимали участие в колхозной страде в летнее время. Семья зарабатывала достаточно трудодней, чтобы жить терпимо. Правда, с одеждой было плоховато, как у всех, но вот удалось справить лодку и покрасить её масляной краской. Уже одно это ставило бригадира в положение зажиточного. «У Кузнецова — собственная лодка», — говорили про него.
* * *
Сестра несколько раз выбегала из дому — посмотреть с горы, не видно ли вдали голубой лодки. Заметив её, она решила не возвращаться в дом. Предстоявшая встреча с единственным братом-писателем радовала до слез. Она плакала заранее, искренно жалея, что отец не дожил до славы сына, о которой он так мечтал. Еще в детстве, когда учительницы и соседи пророчили вихрастому Родьке известность, отец хотел только одного: переселиться к сыну, когда он «выйдет в люди» и жить у него на положении дворника. Отец умер весною того года, когда осенью вышла первая книга сына, вызвавшая восторженные отзывы всех газет и журналов. Автор прислал всем родным и знакомым по одному экземпляру. Все, получив книгу, с почтением перелистывали ее, нюхали, читали, удивлялись, хвалили:
— Ай, да Родион, чего удостоился! Прославил всё наше село!
Вслед за отцом вскоре умерла и мать. Свидетелями успехов Родиона осталась только сестра и двоюродные братья ц сестры.
Я любил сестру и охотно переписывался с нею. Я баловал её посылками из Москвы. Она слала мне ржаные лепешки на сметане. В подробных письмах о колхозной жизни она старалась успокоить меня. Когда у колхозников были отобраны коровы, я думал: «Как-то теперь она будет выходить из положения с тремя детьми?» Но от нее вскоре пришла весточка, в которой она писала: «Дорогой брат, я очень рада, что теперь у нас нет ничего.
Корову у нас взяли. Никогда у меня не было так спокойно на душе, как сейчас. Почему? Да потому, что каждый малый собственный пустяк тянет за душу. А когда нет ничего, то о чем беспокоиться?»
Я присылал ей каждую статью о себе. Она держала это в особых коробочках, которые хранила на дне сундука и лишь изредка, по просьбе детей, доставала их для прочтения.
Окончив только начальную школу, она много читала, интересовалась газетами и журналами. Она знала, что брат не простой человек, а известный писатель. Её муж был попроще, меньше читал, но преклонения перед родственником у него было больше чем у Матрены.