Так шла зима и наступил январь. Королем оперетки и любимцем публики (а дам в особенности) был Стрельский (Третьяков), обладавший сильным и красивым баритоном. В сущности, пел только он да примадонна Борисова, а остальные все были безголосые, но оперетки шли удивительно хорошо. Стрельский жил со Стрепетовой, которая была беременна и могла начать играть только в половине января. Мы все ждали ее дебютов, так как слышали, что она хорошая актриса. За кулисы она ходила редко и вообще дичилась, а познакомилась только со мной и Шуберт. Я стала часто навещать [ее] и большею частью уходила расстроенная, быв свидетельницею безобразных ссор между ею и Стрельским. Он беспрестанно подавал повод к ревности, и жизнь ее была похожа на ад. Я и до сих пор не пойму, как мог Стрельский с его характером сойтись с ней.
Доктор и акушерка (лечившие меня) сообщили мне по секрету, что вряд ли она перенесет роды, так как сложение ее ненадежно (маленькое, худое, полугорбатое существо), а что ребенок умрет, наверно. Мне было страшно ее жаль, и я еще чаще стала навещать ее. К счастью, все окончилось благополучно, и она отделалась только родильной горячкой, благодаря сцене со Стрельским (он терпеть не мог детей), и ребенок был жив и здоров.
К концу января она дебютировала в "Семейных расчетах", "Каширской старине" и "Ребенке" и имела огромный успех. На мою долю остались только оперетки, но до конца сезона оставалось не более трех недель.
Последний спектакль был трогательным прощанием со всеми, так как Медведев покидал Казань навсегда и переезжал со всеми нами в Орел на зиму, а лето труппа в этом же составе должна была играть в Саратове в труппе Сервье (кроме Стрепетовой).
Свободное копирование
