Графа – статного и уже мощного пятимесячного щенка добермана я приобрел по воле случая. В клубе служебного собаководства я не был случайным человеком. В частном доме у бабушки с дедушкой в Воронеже, которые меня воспитывали с раннего детства, у нас всегда были собаки. При покупке в юности первого в моей жизни щенка восточно-европейской овчарки, я вступил в члены клуба, а впоследствии стал его инструктором. После переезда в Ростов на Дону, куда я попал по направлению института, после его окончания, продолжил свое активное участие в клубе служебного собаководства. Поэтому не удивился, когда мне позвонили из клуба и предложили посмотреть щенка добермана, которого продавал офицер из состава наших войск в Восточной Германии.
Щенок был элитных кровей. Его мать Герда и отец Ральф были национальными рекордсменами. По комбинации из заглавной буквы клички матери и сочетания клички отца, щенка нарекли Графом. Подполковнику предстояло новое место службы в Монголии, и он принял решение оставить щенка в Ростове у родителей, которые проживали в центре города. Но увидев пса и познакомившись с его нравом, они категорически отказались от совместной жизни, даже на непродолжительное время. Тогда подполковник пришел в клуб служебного собаководства.
Начальник клуба, который уже его видел, я и еще один наш инструктор с нитерпеньем ждали появления Графа.
Он шел по длинному коридору как победитель. Не Граф, а подполковник болтался у него на поводке. Невысокий, с животиком и оттопыренными ушами, он выглядел довольно комично, несмотря на свою военную форму. Зато Граф, которому тогда было всего пять месяцев от роду, вышагивал как Цезарь после победы над Помпеем. С первого взгляда нельзя было в него, не влюбится. Это был крупный подросток, с широкой грудью. Темные его глаза с рыжими пятнышками подпалин над ними, сверкали чертом. У него была потрясающей красоты морда с небольшим, но четко обозначенным лбом. Плотно прилегающие губы, презрительно улыбались. А уши! Какие были уши!
Несмотря на то, что я никогда не водил доберманов, но на выставках обращал на них внимание. Это были собаки во фраках! Они были внешне эффектны, изящны и элегантны, но мне казалось, их уродовали очень короткие туповатые уши. Уши и хвост бойцовских и охотничьих собак с давних времен купировали для усиления их неуязвимости в любых схватках. Но в нынешних стандартах, это был скорее признак породы, который преследует чисто декоративный эффект. Иногда этот эффект добивается большими усилиями. Кроме самой операции возможен тяжелый послеоперационный период и далеко не всегда имеют желаемый результат. Бывают, необходимы серьезные усилия по постановке ушей. Клеят специальные опоры в уши, устанавливают перемычки из лейкопластыря и производят другие ухищрения.
Мне кажется, чрезвычайно жестоким, резать уши и хвост ради каких-то стандартов, придуманных людьми для себя, а не для собак, но таков человек в своем желании преобразовать природу под свои вздорные представления обо всем и желание его во все бесцеремонно и по-хамски вмешаться! Он облекает преданное ему существо на страдания, ради своих маниакальных представлений о красоте и вообще об устройстве мира. Куда только не заносит этого «царя» над всеми тварями земными! Человек и над собой проделывает какие-то жуткие эксперименты: то бессмысленно ограничивает рост ног женщин специальными колодками, как в Китае, то удлиняет затылочную часть черепа, как в Египте, или удлиняет шею, делая себя похожим на жирафа, как в Африке! Что же касается собачьих ушей, то в отдельных случаях купирование может оказаться целесообразно по лечебным соображениям: в случаях некроза ушных раковин собаки, ранений, язв в ушах. Кроме того купированные уши меньше всего подвержены воздействиям различных заражений. Для собаки же, функция которой - защита, купирование ушей снижает тяжесть ран при драках и в какой-то мере защищает от более тяжелых последствий. Ну, и конечно, опять же породный признак! Считается у кинологов, что иначе порода теряет свои физические качества, она движется к ухудшению.
На мой взгляд, поскольку доберманы являются служебно-розыскными, а не бойцовскими собаками, то, у них нет необходимости так коротко купировать уши и время показало, что мои мысли нашли отражение в современных стандартах. Но тогда я впервые увидел такие длинные, изящные и остроконечные уши Графа, сформированные по немецким лекалам и которые полностью меняли весь экстерьер.
Начальник клуба протянул руку подполковнику, желая поздороваться, на что Граф угрожающе зарычал, всем своим видом показывая, что, несмотря на то, что хозяина он не очень уважал и был сам лидером в их компании, но по уставу был обязан защищать его. Он обнажил крепкие, белые, как на рекламе стоматологов, зубы с внушительными клыками. Мы успели заметить, что зубы он уже сменил и у него был прекрасный прикус.
Попросили хозяина пройти с собакой по двору. Граф шел легкой, свободной, упругой походкой. Он был еще по-юношески слегка легковат, но уже была видна его рельефная мускулатура. Имел высоко поставленную шею, на которой гордо и аристократически нес красивую, сухую элегантную голову.
Завязался торг. Подполковник заломил сумасшедшую по тем временам цену. Граф презрительно внимал нашим переговорам, и мне показалось, с неуважением поглядывал на торгаша - хозяина. Он не уступил ни копейки.
Графа я забирал следующим днем на служебной машине с водителем, так как мне надо было сидеть рядом с ним на заднем сидении и контролировать его вполне возможные эксцессы. Подполковник одел на него парфорс (металлический ошейник с крючьями внутри) и добротный немецкий намордник. У меня в кармане был кусок хорошей любительской колбасы, купленной по блату: по тем временам ее делали еще из мяса, но Граф презрительно посмотрел на меня и равнодушно отвернулся.
Всю дорогу в ответ на мои успокаивающие уговоры, он меня бил своими крепкими лапами, рычал и пытался укусить. Дома я предупредил всех, чтобы они в большую комнату не пытались зайти, а сам не снимая с Графа намордника, непрерывно вел с ним душеспасительные беседы. В ответ он только скалил зубы и рычал. Один раз попытался броситься на меня, и я от неожиданности заскочил от него на обеденный стол. Он поднялся на задние лапы и стал рычать и брызгать на меня слюной. Я уселся на стол, поджал ноги и в таком положении не меньше часа спокойным и ласковым голосом рассказывал ему, что его хозяин предатель, бросил его и умотал в Монголию, а мы с ним теперь будем жить вместе, что теперь я его буду кормить, и мы просто обязаны быть друзьями.
Граф смотрел на меня с подозрением, «стриг» ушами, и молчал. Только изредка, когда был совсем уж не согласен, наклонял голову набок, то в одну, то в другую сторону. Не снимая намордника, я попытался протолкнуть ему колбасу, но есть, он категорически отказывался, только пил. В таких беседах прошло два с половиной дня. Он внимательно слушал, но сам молчал:
- Мол, мели Емеля! Я тебе покажу, кто из нас вожак!
Утром и вечером я выводил его гулять, где он вел себя вполне прилично, но как только приходили домой, все продолжалось снова! У меня за это время язык просто отсох. И все это время он ничего не ел.
Наутро в понедельник мне надо было ехать на работу. В шесть утра я его вывел во двор. Там уже гулял еще один собачник из соседнего дома Генка с догом Блэком. Проходя мимо, Граф в наморднике бросился на него. Я его сильно одернул, он развернулся и, оскалясь, пошел на меня. Крючья парфорса больно впились ему в шею, и он решил отомстить. Я его больно стеганул поводком по задней ляжке. Граф зарычал, но сел от неожиданности: его никогда, видимо, еще до этого не били. Он не испугался – я это видел по его абсолютно бесстрашным глазам, но он был явно озадачен и растерян.
- Ты это на кого руку поднял? Я тут хозяин, а не ты! Как посмел? Думаешь, что если ты мужик здоровый, так я с тобой не справлюсь? Но последние слова он произнес уже с долей сомнения – я это сразу уловил и строгим голосом приказал идти рядом и натянул поводок.
Вечером, после прихода с работы я снял намордник и поставил перед ним миску с сырыми субпродуктами и пшенной кашей. Он съел. Ворчал, но съел.
С этого дня уже я был его хозяином. К детям он относился хорошо. Жену – терпел.
Жил я в Северном жилом массиве на улице Комарова и мои окна выходили на бульвар, где мы гуляли с Графом утром, а вечером шли к церкви армянского монастыря, которая неухоженная стояла в одиночестве на большом лугу, а внизу был виден пруд. Место идеальное для выгула собак и дрессировки. Сейчас там все застроили, провели красивые дорожки, а церковь стала действующей.
В те времена на лугу, утром и вечером, было царство собак и их владельцев. Это особое общество. Там царят специфические собачьи разговоры, там нет возраста, чинов и званий. Единственный критерий авторитетности этого сообщества – твои знания в области собаководства и дрессуры. Там вам объяснят, как именно надо тренировать, как готовить собаку к выставкам, дадут конкретные советы по его выращиванию и воспитанию щенков. Там завязываются новые знакомства, которые перерастают в тесное дружеское общение, выходящее далеко за рамки собаководства.
Графа я не спускал с поводка недели две. Сразу обнаружилось неумение вести себя в собачьем обществе. Он бросался на любого кобеля, не взирая, на возраст, вес, породу и бойцовские качества. То ли его прежний хозяин не запрещал этого делать, а может наоборот поощрял – я знал многих таких недоумков – любителей собачьих схваток! Что я только не придумывал, чтобы отучить его, но ничего не получалось. За ним требовался постоянный контроль. Особенно он невзлюбил Блэка – девяносто килограммового черного дога. Дог был один на площадке и естественно, сильнее его никого не было. Генка, его хозяин, специально не натравливал своего пса, но любил снисходительно смотреть, как он держит верх над другими собаками. Ему льстило, что он был самый сильный. Граф бросался на него, но я бдительно смотрел, чтобы у них не было контактов.
Однажды в начальный период, когда мы с Графом уже жили с месяц один наш собачник – так я называл членов нашего сообщества, гулял со своей сукой - московской сторожевой, и она подняла с земли какую-то шкурку и начала трепать ее. Я стоял рядом, и с хозяином был в дружеских отношениях, бывал у него дома и его собака меня хорошо знала. Поэтому я опрометчиво попытался вытащить эту гадость из ее пасти, а она вдруг кинулась на меня. Хорошо, что я успел выставить вперед локоть. Вдруг она отлетела от меня метра на два: ее, здоровую псину, Граф грудью отбросил как мячик. Он встал на мою защиту! Я сначала поразился: кобель никогда не бросается на сук, но здесь был особый случай. Именно с этого момента у меня с ним сложились дружеские равноправные отношения, но я был хозяин, компаньон, а он друг.
Граф очень любил работать, и был абсолютно неутомим. Особенно, если с ним перед требованием выполнения команды я объяснял, что он должен сделать. Мне порой казалось, что человеческую речь он понимал лучше, чем некоторые тупые двуногие. Общий курс дрессировки (ОКД) он освоил мгновенно. Очень любил сыр и я для поощрения нарезал маленькие кусочки дешевого в те времена адыгейского сыра, но он работал и за похвалу, поглаживание. Это было просто здорово, так как далеко не все собаки работают в охотку. Многие начинающие владельцы поощряют собак колбасой, а еще хуже сахаром. Колбасы напасешься, да и дорого, а от сахара, особенно рафинированного может развиться диабет, а очень многие этого не знают и на площадке куча умников, сующих собакам сахар, а то и конфеты, шоколад, что категорически делать нельзя.
У меня была напряженная и ответственная работа, с достаточно частыми командировками и я не всегда мог гулять с Графом. Выручал десятилетний сын - школьник. Граф прекрасно понимал, что он мой сын. Вообще у него была ума палата! К жене он относился как к мебели – никак. Он ее просто не замечал. Если в их отношениях что-то его не устраивало, он поднимал верхнюю губу и показывал зубы, но не рычал.
Пришло время нам с Графом на собак посмотреть и себя показать. В июне 1978 г. мы попали на племенной смотр и выводку молодняка, проводимым клубом под эгидой ДОСААФ. Графу исполнилось 8 месяцев, и он был в прекрасной форме. За две недели до смотра я его кормил исключительно субпродуктами с добавлением говяжьего жира. Нас, членов клуба прикрепляли по линии ДОСААФ к Ростовскому мясокомбинату, где мы очень дешево покупали костную муку и субпродукты из говядины: кадыки, требуху, уши и т.д. Так что вопрос, чем кормить у меня не стоял. Кашу, пшенную, рисовую или овсяную я или жена варила один раз в три дня, но основной рацион состоял из сырых субпродуктов или рыбы. Очень любил творог, кефир, но предпочтенье отдавал ряженке. В те времена все это было возможно – сейчас бы … не смогли бы держать собаку – себя-то еле, еле…!
Граф попал в группу с 6 до 9 месяцев. В ней было одиннадцать доберманов. Там его впервые взвесили – он весил 38 кг. При 71 см в холке. Для «юноши» это вполне солидный рост и вес! Ну, и главная гордость – он был лучше всех! Таких красавцев, как он – не было. Граф был не просто лучше, он был лучше даже взрослых собак. Все на него смотрели, но и приуныли – никто не хотел иметь такого соперника, ни сейчас, ни в будущем! Мы получили с ним высшую оценку «Образцово выращен», но с радостью была и беда: прилично вести себя в обществе собак он просто не мог. Был готов разорвать всех на клочки. Его агрессивность к людям так не проявлялась. С посторонними он всегда был настороже и внимательно смотрел, что они против меня замышляют! Даже когда бегал по лугу, я улавливал его внимательные взгляды, а когда был рядом и смотрел совсем в другую сторону, я наблюдал и много раз убеждался, что он видит меня боковым зрением и опекает постоянно. Казалось, он говорил:
- Мы с тобой сила! Нам ничего не страшно. Мы с тобой всех построим!
Но с собаками он вел себя как бешенный. Распустил его бывший хозяин. Никаких «ФУ»! Только парфорс, окрики и короткий поводок. Потом пошли неприятности в дрессировке: все хорошо, работал прекрасно, но после команды «ФАС» - «ФУ» не было. После команды» ФАС» ничего больше не признавалось. Граф понимал ее однозначно: противник должен быть уничтожен, причем совершенно не важно, какой противник, хоть танк. Он свирепо хватал, рвал, грыз и делал это до полного издоха, если я не оттаскивал его за задние ноги. Его все боялись. Вид был грозный и я ничего с ним сделать не мог.
С ним все время нужно было быть внимательным: как бы что не произошло. И происходило постоянно.
Весной дочь опрометчиво открыла дверь двум цыганкам. Они оттолкнули ее и «рассыпались» по комнатам. Граф дремал на своей королевской кровати, сделанной на заказ.
Эвакуация цыган проходила за считанные секунды. Поскольку дверь была настежь, Граф гнал их, а я за ним – благо был дома. На лестничных маршах и площадках валялись обрывки разноцветных цыганских юбок. Я настиг его на площадке третьего этажа, когда он уже добрался до ноги цыганки, которая постарше. Он только завалил ее, и она отчаянно кричала. Я схватил его за задние ноги и поднял вверх. Граф разжал челюсти и цыганка, хромая на правую ногу просто «испарилась». Слава Богу, они не предъявляли никаких претензий.
Мы сидели с ним на ступеньке лестницы, я, поглаживая его, благодарил за бдительность и службу, а в это время, услышав шум и рычанье, на лестничные площадки выбежал народ. Какая-то дура с верхних этажей верещала, что этот ненормальный (она меня имела в виду), натравил своего крокодила, и он насмерть загрыз кого-то. Мужской голос спрашивал, из какой квартиры загрыз? Она в ответ орала, что не знает, но скорую уже вызвала!
Я потихоньку стал подниматься к себе домой. Жильцы по мере моего приближения с Графом быстро ретировались.
На двери после этого случая, я повесил табличку «Злая собака» и какая-то скотина подписала шариковой ручкой «хозяин такой же»! Дочка стала на табуретку, стала замалевывать – получилась одна пачкотня.
А потом сын поссорил меня с подъездом. Он гулял во дворе и дразнил палкой беспризорного дворового кобеля. Он была ростом чуть ниже эрделя, имел короткие, некрасивые кривые лапы, был плотный, мускулистый, с короткой коричневой шерстью и его побаивались мамаши, гуляющие с детьми. Эта псина укусила моего Серегу за ногу, и я повез его делать уколы. Он решил отомстить дворняжке, вывел Графа и натравил его на беспризорника. Граф задавил его насмерть в считанные секунды на виду у двух бабок, сидящих у подъезда на лавочке. Что было…! То все возмущались, что детей не выведешь – кругом дворняжки! А тут все стали ярыми защитниками бедных животных. Меня бабки прозвали извергом.
Серегу я отругал. С Графом тоже провел беседу. Я ему сказал, что он был неправ. Защищать надо, а давить насмерть не имеет право. Не интеллигентно это.
- Почему же это я не прав? – ответил Граф, - мне твой сын приказал проучить негодяя! И потом я увлекся чуток!
Мне и ответить было нечего, а он хитро с прищуром глядел на меня и улыбался, понимая мои затруднения. Но я нашелся: бил на гордость:
- Как же ты связался с безпородной тварью? Не стыдно? Посмотри на себя: ты таких кровей, а позоришь родителей! Твой отец Ральф – чемпион породы! Да он в далекой Германии под стол залез от стыда! Ты же такой мудрый и сильный! А послушал мальчишку…, голову не «включил». А я скажу тебе почему! Знаешь почему? Потому, что команда пацана совпала с твоими низменными желаниями задавить убогого! Ты, наверное, до реоркарнации был не собакой, а крокодилом – недаром тебя в подъезде так прозвали!
- Какой ты стал занудой, хозяин! Ну, задавил, делов-то! А плебеев учить надо! Чтоб не зарывались.
На что я только покачал головой. Граф понял мое неодобрение, но был упрям и остался при своем мнении.
С весны мы начали активно участвовать в выставках и не только в Ростове, но в областных городах в классе молодых собак от 15 до 18 месяцев, собирая урожай «золотых» медалей. Мы с Графом сильно поднаторели в технологии выставок собак и стали настоящими профи. Граф был великолепен. Он как будто был создан для демонстрации, а я мог бы вполне работать хендлером то есть профессиональным ринговым проводником, который занимается исключительно тем, что проводит собаку по рингу выставки. Я этому очень быстро научился, так как понял, что мало иметь прекрасную собаку – надо ее правильно подать, необходим контакт с ринговой бригадой, с главным лицом выставки: экспертом.
Все не так сложно. Хотите быть всегда на высоте – будьте! Во-первых, надо начинать с себя. Наблюдая за собаками и их хозяевами, я сразу увидел наиболее распространенные ошибки поведения на выставке. В первую очередь это казалось бестолковости и глупости самих владельцев: они приезжали задолго до начала и собаки «перегорали». Увидев большое собачье сборище, они нервничали, рычали, бросались друг на друга под палящим Ростовским солнцем. Владельцы активно участвовали в этих безобразиях: разнимали собак, спорили и ссорились между собой. К моменту вывода на ринг они уже были никакие, ни владельцы, ни собаки. Некоторые перекармливали собак перед выставкой. Я видел, как одну хорошую суку – добермана вырвало до ринга, и потом она уже была не боец! Владелец, которого я знал – у него это была первая собака, сказал мне, что он специально дал ей легкой манной каши с молочком и очень удивился, услышав от меня, что манную кашу вообще нельзя давать собакам. Она и слишком калорийна и знакомый ветврач говорил, что каша резко снижает перестальтику собачьего кишечника – она же хищник и не имеет длинного толстого кишечника. Даже может быть непроходимость от кормления манной кашей. Да и молоко взрослые собаки не усваивают.
Вторым очень важным фактором является сам владелец, его культура. Сколько раз я наблюдал перепалки с секретарем или стюартом. Не так уж много надо документов, чтобы все путать и ругаться. Мало того он еще вступает в пререкания с экспертом – кинологом, чего делать уж совсем не надо. Дело в том, что при сравнительной оценке, которая у нас принята в стране у эксперта во многом субъективное мнение. Ему может показаться что угодно: то пес перекормлен, то короткая или длинная шея, то лоб слишком крутой, то угол лопатки не такой и так далее. Иногда начинается крик, оскорбления, чуть до драки не доходит. Надо вести себя солидно и достойно. И одежда владельца влияет на оценку. Пестрая, яркая одежда привлекает внимание не к собаке, делает ее не главной, поэтому даже ошейник, поводок не должен забивать естественную красоту собаки.
Граф очень любил автомобиль. Его место было на переднем сидении справа от меня, и он никому не разрешал его занимать. Он запрыгивал на сидение, втыкал нос мне в живот и, прикрыв глаза, наслаждаясь родным запахом, мог проехать хоть тысячу километров.
На выставки мы не опаздывали – это не допускалось, но рано не приезжали. Я ставил машину в тень, открывал все двери, наливал Графу воды и не выпускал из машины. Пока мои помощники, обычно сын, сидели с Графом, я ходил регистрироваться, приходил и начинал рассказывать ему, что я прочитал в книгах о доберманах. Он всегда слушал с интересом.
Когда стюарт приглашал на ринг, мы были готовы на все сто! Но тут уже был театр двух актеров: главное не суетиться, быть солидным и спокойным. В своих черных брюках и темно-серой однотонной рубашке с коротким кожаным поводком, я не выделялся из нашей пары. Граф шел чертом. Мускулы играли, переливаясь на солнце. Ноги он держал как надо от природы, шерсть блестела без косметики – ее сразу заметит эксперт, когда ощупывает собаку – не перекормлена ли? Блеск шерсти это еще и показатель здоровья собаки. Он достигается добавлением в корм говяжьего жира недели за две до выставки и конечно природным здоровьем. Но главное как он шел. Сказать чертом - это значит, ничего не сказать! Владельцы собак на ринге подтягивают поводком голову собаки вверх, чтобы она не выглядела понурой и больной. Вид от этого немножко жалкий: владелец тянет ее, а она как сосиска болтается и таращит глаза. Графа тянуть было не надо: свою голову он нес на мощной шее как драгоценный сосуд, кося черными с кровинкой глазами от возбуждения, каждый мускул играл как у культуриста на подиуме. Всем своим видом он показывал, что соперников у него здесь нет! Единственно надо было соблюдать дистанцию, чтобы он не вцепился в зад впереди идущей собаки.
Когда мы появлялись на выставке, сразу у доберманистов падало настроение. Шептались: Граф приехал, прощай первое место!
После ринга я позволял Графу побегать, побыть среди сородичей. Его трудно было забрать обратно, но как только я приглашал его в машину – он все бросал и стремился занять свое место.
Некоторые собаки не выносят машины. У них, как и у людей бывает плохой вестибулярный аппарат. У меня был неприятный случай, когда мой заместитель, улетая в командировку на два дня в Москву, попросил меня взять его той-терьера - сучку. Дело было летом, и мои домашние были в деревне у тещи в Воронежской области. Я согласился, подумав, что Граф Тютю не съест. И правда Тютя вела себя неплохо, Граф тоже. Дело осложнилось, когда мне внезапно пришлось выехать в Краснодар. Делать было нечего, я взял обоих на заднее сидение. Правда мой водитель Николай не выразил энтузиазма, ворчал и ворчал. Когда мы только миновали Батайск, Тютя стала проявлять беспокойство. Она тяжело дышала, вытянув язык, и повизгивала. Ее укачало. Потом стало еще хуже, ее вырвало в машине. Коля остановился. Кое-как убрали за Тютей, дали ей воды. Граф все это наблюдал с брезгливостью.
-Ты зачем привел эту тварь? –спросил он, - малюсенькая, ноги дрожат, да еще испортила нам всю командировку! Я с ней сидеть не желаю.
- Потерпи, - попросил я, - она же только до завтра.
В Кущевской я взял позади ларьков большую картонную коробку, положил на заднее сидение и посадил туда Тютю. Вид у нее был плачевный. Я с тоской подумал, что это ведь не конец. Предстоит еще обратный путь вечером. Не буду долго испытывать ваше внимание, но я так намучался с этой Тютей, что до сих пор не люблю той-терьеров!
Граф матерел. В росте он остановился на 72 см в холке, а вес стал колебаться от 45 до 46 кг. По всем параметрам он точно соответствовал стандарту, но кроме стандарта у него было потрясающее грозный и мужественный вид. На фотографии вверху Граф во всей своей красе. Только из-за низкого качества фото (Плохая глубина резкости - делал плохеньким аппаратом), не видны подпалены над глазами и груди, а они были у Графа ржаво-красными с четким рисунком. Их отсутствие считается дефектом.
Ни у одной своей собаки я не наблюдал такой преданности и любви к себе как у Графа. Со временем между нами образовалась какая-то особая близость, как у родных людей, которые понимают друг друга и без слов. Думаю, что фанатическая преданность и тонкий ум вообще присущ породе добермана.
У собачников существует мнение, что доберманы – порода, имеющая очень плохую репутацию. Они злы и свирепы без меры, излишне возбудимы и очень нервные. Собаки, как и люди разные. Я знавал доберманов, которые облизывали даже врагов и вели себя как декоративные собачки. Действительно породным недостатком доберманов, по-моему, является действительно излишнюю возбудимость. Ее я отмечал у всех знакомых мне собак. Просто доберман требует более уравновешенного умелого к себе отношения со стороны хозяина. Приведу читателю выписку из стандарта особенности поведения правильно выращенного добермана:
«сильный, уравновешенный и подвижный тип высшей нервной деятельности с выраженной оборонительной реакцией в активной форме». Вот так! Все остальное – наветы некомпетентных людей.
Граф тонко чувствовал все оттенки моего настроения и предугадывал мои желания. Иногда я просто поражался этой его способности. Прямо Вольф Мессинг!
Однажды ко мне в Ростов приехали погостить моя мама и отчим. Я его не любил за жуткий эгоизм и занудность. Спорщик он был первостатейным.
Граф почувствовал мою неприязнь и относился к нему соответственно не лучше, чем я. Он всегда поддерживал мою точку зрения. С мамой он мгновенно нашел общий язык, улыбался и смеялся. Вы никогда не видели, как смеются собаки? Очень даже! Не считайте меня сумасшедшим. Собаки обладают чувством юмора – надо уметь разглядеть эти проявления, а уж улыбку Графа я не перепутал бы ни с чем. Он мог и подурачиться - в таком случае я подыгрывал ему. Например, хватал поводок зубами и просил поиграть с ним, подпрыгивал, сверкал глазами. Нежно прикусывал мне руку.
Когда я уходил на работу, Граф находил любую мою одежду: шапку, носки, пижаму и др., хватал ее и тащил в спальню на кровать. Ложился на мое место, засовывал нос в тряпку, а один раз притащил ботинок – жена мне устроила скандал, и ждал меня. Дверь в спальню закрывать он не разрешал – рычал. Через открытую дверь он просматривал детскую, туалет с ванной и часть коридора. Забрать его оттуда было невозможно. Только, если позвать на прогулку. Он мог пойти с женой, детьми и, конечно, с мамой. Ко всем не членам семьи он относился крайне подозрительно.
Утром, после моего ухода на работу, он проследил, когда мой отчим зайдет в туалет, соскочил с кровати и уселся напротив двери. Отчим хотел выйти, но Граф зарычал и оскалил зубы:
-Не выпущу! Будешь сидеть там, засранец, до посинения! Я тебе не хозяин: спорить с тобой не буду!
Отчим позвал маму на помощь. Она его уговаривала, звала гулять, но Граф хоть и слушал ее доброжелательно и даже вилял своим обрубком, но сдвинуть его с места она не смогла. При первом движении двери туалета, он рычал и скалил зубы. Шерсть на загривке угрожающе поднималась.
На помощь маме пришел Сережка, но Граф даже лизнул его нос, а с места не сдвинулся. Всем своим видом он говорил:
- Ты, наказан. Не будешь злить хозяина! Да еще споришь больно нахально, голос повышаешь! Будешь сидеть до его прихода, а уж он решит, что с тобой делать! Будь моя воля, я бы проучил тебя как следует!
А я в то время сидел на совещании технико-экономического совета в городском комитете, после окончания которого, мне сообщили, чтобы я срочно позвонил домой. К тому времени отчим уже просидел в туалете три с половиной часа. Был голодный и злой как черт. Мне объяснили ситуацию, но приехать я не мог: у меня была намечена деловая встреча.
Я усиленно соображал, как выйти из этой ситуации и вдруг вспомнил, что находясь в командировках, частенько разговаривал с Графом по телефону. Он живо реагировал и очень полюбил телефон. Тогда я сказал маме, чтобы она взяла телефон из коридора – у нас было два (Еще один находился в гостиной), и поднесла трубку к уху Графа:
-Рафа! – я иногда так звал его в разговорах с ним, - ты молодец, хороший мой! Проучил наглеца, не будет спорить по любому поводу! Молодец. Пусть с Блеком спорит! А теперь отпусти его, хватит! Отпусти…иди отдыхай мальчик! Отдыхай.
Граф фыркнул на мою мягкотелость и нехотя встал и пошел в спальню.
Отчим пулей выскочил из туалета и стал судорожно собирать вещи. Он фальцетом верещал, что минуты не останется в этом доме! Сейчас же едет за билетами до Ленинграда.
По приходе я сказал ему, что глупо обижаться на собаку. Графу не нравилось, что мы спорим друг с другом на повышенных тонах, вот он по своему, по собачьему разумению решил показать какие в споре могут быть аргументы, помочь мне, наконец!
Больше отчим ко мне никогда не приезжал.
Выставка за выставкой, Граф и я обвешались золотыми медалями, дипломами, жетонами как елочными игрушками. Я ему сшил специальный передник для наград, и он носил его с таким достоинством, как римский император лавровый венок! Пару соперников у него было, но у каждого из них были свои недостатки. У одного были разноцветные глаза, у другого легкий костяк и конечно таких ушей как у Графа не было ни у кого! И по мощности с ним никто не мог тягаться. Только один раз я увидел почти такого же мощного кобеля в Таганроге, но у него было 40 зубов. Не хватало двух!
С возрастом Граф не менялся. Был таким же горячим, стремительным, нетерпеливым и был в любую минуту готов к нападению. Он всегда сознавал свою силу, но в схватках с собаками его всегда перехлестывало через край. В нашем собачьем обществе враг у него был один – черный дог Блэк.
Я, гуляя с ним, всегда был начеку и не допускал их прямого контакта, но Графа выводила и жена и сын, когда меня не было в Ростове, а командировки были частыми. Драки случались. Их схватки с Блэком носили характер Бородинской битвы: Наполеон вроде победил, а Кутузов вроде не проиграл! Блэк, за счет своей массы сбивал грудью Графа в партер, но он и в таком положении продолжал рвать его снизу. Эти батальные сцены зарисовывал мой сын. У него это здорово получалось! Он даже изобрел специальную технологию рисунка сражений: сначала он рисовал Графа, затем переворачивал рисунок вверх ногами, и над Графом рисовал Блэка. Получалось, что Граф лежа на спине продолжал активно сопротивляться противнику, почти в два раза превышавшего его весом. Такая битва Валуева с боксером легкого веса! Но эти битвы даром не проходили: клыки, что у Графа, что у Блэка были не маленькие и мощь укусов тоже. В местах укусов появлялись седые волосы шерсти. Вскоре седые волоски стали покрывать шею Графа и грудь с мордой Блэка. Я уже не говорю, что надо было залечивать раны. Мы, с Генкой – хозяином Блэка, как могли, оберегали собак, но однажды Блэк сильно поранил Графа и у него на шее образовалась большая гематома. Дело было под вечер в субботу и ветеринарные клиники не работали. Я смазал раны йодом, перевязал Графа и лег с ним спать на диване. В воскресенье я вытащил четыре десятикубовых шприца сукровицы из гематомы, промыл перекисью водорода, набросал мази Вишневского в рану и наложил повязку. Граф ни пикнул. Мужественно терпел, а в понедельник я отвез его к ветеринару.
Граф со мной много путешествовал по стране. Где он только не был! Первое путешествие было вынужденным. Мне по делам службы надо было быть в Вешенской, но поездка носила непродолжительный, наполовину частный характер, поэтому я взял с собой Графа. В станице руководством был забронирован мне номер в гостинице на втором этаже, где мне предстояло провести одну ночь. Конечно, никто не мог подумать, что я припрусь с собакой, но я и не афишировал его без нужды, а закрыл в машине, которую поставил в тень. На толщину пальца опустил стекла, поставил глубокую миску с водой и приказал Графу лежать и ждать меня. Решив запланированные вопросы, мы с Графом пошли на Дон и купались до позднего вечера. Около двенадцати ночи, когда вся гостиница затихла, я тайком, чтобы не заметили коридорные, прошмыгнул с Графом в свой номер, показал ему на коврик, а сам лег на кровать спать. Но не тут-то было: Графу все здесь не нравилось. Видимо слишком много было разных запахов и звуков, которых я не слышал. Он принялся рычать, ходить по комнате, и я вынужден был позвать его к себе на кровать. Тогда он улегся, заткнув свой нос мне в брюхо, и так мы проспали с ним до утра. К счастью никто не заметил наших маневров.
Самые большие приключения с Графом выпали на летний отпуск, которого я дожидался не один год! Только поеду, – отзовут максимум на третий день! В этот раз была намечена большая культурная программа по Прибалтике, Белоруссии и Украине. На заднем сидении разместились жена с сыном и дочкой, а впереди мы с Графом. Самая большая неприятность случилась по пути на Бородинское поле, когда мы заехали в Смоленск. В городе пошли купить продукты в гастрономе. Графа я закрыл в машине и опустил стекло сантиметров на десять-пятнадцать и приказал охранять. Он это очень любил и относился к поручению ответственно. Стоя в очереди, я услышал его лай и выскочил из нее как пробка из бутылки. Оказалось, что Сережка убежал от матери и пошел провоцировать Графа. Подкрался со стороны багажника, на корточках пополз мимо задней двери и выскочил с криком к приоткрытой передней двери, где сидел Граф. Он, долго не думая умудрился просунуть морду и разодрал Сереге нижнюю губу. В больнице, куда мы привезли Сережку, ему зашили губу и наложили повязку. Начало нашего путешествия было испорчено вконец.
Неделю мы решили провести в Литве на Тракайском озере. По дороге, в небольшом городке Григишкасе, все повторилось, только уже с местным пьяным придурком. Стекло машины было припущено, и выпивший литовец стал восторгаться Графом. Он очень хотел, чтобы «собачка дала ему лапу». Я предупредил его, собака служебная и очень злая, чтобы он не лез к ней целоваться. Сам стоял на страже около двери. Литовец понюнил, понюнил, и скрылся за углом дома. Сказав, слава Богу, мы пошли в магазин. Опять услышал крик. Выбежали, а этот же пьяный недоумок тряс рукой, по которой обильно текла кровь. Тут уж я не стал медлить, дал по газам – могли быть крупные неприятности. На большом взводе мы доехали до Тракайского озера. Там был большой дикий кемпинг. Прямо на берегу озера стояли сколоченные из досок основания для установки палаток, которые можно было взять напрокат. У нас была своя хорошая палатка, шмель. Тут же можно было взять лодку. Были оборудованы туалеты и кухня. По тем еще диким временам, просто «европеешь-культуришь»! Первые сутки все прошло без эксцессов. Вечером я поставил донку, отвезя поводок с двумя тройниками с нанизанными на них пучками червей почти к самому замку, стоящему посередине острова. Утром, сматывая донку, я с ужасом увидел на крючке змею, как мне показалось, но это был большой угорь! Угрей таких размеров здесь давно не ловили. Сбежалось все население кемпинга. Сосед – литовец показывал мне большой палец и тянул о…….о! Я не знал, что с этим угрем делать и попросил его снять его с крючка и взять себе. После уговоров он достал из машины брезентовые варежки, насыпа в левую соль, подтянул угря леской и схватил его рукавицей с солью, чтобы не скользил. Когда он его резал, куски угря прыгали на доске и продолжали шевелиться даже на сковородке. Я попробовал кусочек – очень вкусно!
А ночью Граф опять устроил переполох: он был привязан к переднему бамперу, а рядом разместилась большая шумная компания литовцев. Они пили, веселились до глубокой ночи. Одна пара решила уединиться, и пошла берегом, мимо нашей машины к группе кустарников. А Граф решил проявить бдительность и ринулся отогнать их от охраняемого объекта. Он почти достал их, так как наполовину оторвал бампер машины. Парочка, естественно не ожидала встречи нос к носу с грозным, рыкающим псом и они свалились с берега в воду. Утром они жаловались, и нам предложили убираться со своим крокодилом куда подальше.
Опять в путь, но нам повезло. Сосед литовец, из-за угря, настроенный, к нам по-дружески, рассказал про чудное место на озерах в районе Молетая. Место было чудесное, но очень глухое. Недалеко стоял хутор, где был маленький продуктовый ларек, но по наличию в нем необходимых продуктов я был бы рад, если бы он стоял у нашего дома в Ростове на Дону! Озеро причудливой формы, кругом дремучий лес и большая поляна, где мы и разместились. Больше всех радовался свободе Граф. Он бегал без намордника и поводка куда хотел! Но на резиновую лодку я его с собой не брал, - боялся, что порвет когтями! Он постоянно срывал мне всю рыбалку: то лаял, то приплывал помогать! Плавал он прекрасно, но любил залазить на меня в воде. Один раз чуть не утопил. Там мы простояли дня три-четыре, и опять пришлось съехать из-за Графа.
Поляна, на которой мы стояли через кустарник примыкала к другой большей по размеру, и на нее конный пастух выводил пастись нескольких хуторских коров. Граф живо интересовался этим процессом, но когда коровы были рядом, я его привязывал к дереву на длинном поводке.
Однажды я прозевал, и Граф побежал знакомиться. Он злобно облаял всех коров и пастуха, предупредив их, чтобы они убирались с нашей территории и пастух решил отогнать пугающего коров кобеля. Он замахнулся на Графа кнутом, привыкшего к уважительному к себе отношению и абсолютно не терпящего никакой грубости. Граф в считанные секунды с разбега прыгнул на лошадь и стащил пастуха на землю. Спасла его только фуфайка, потому, что когда я добежал до них, Граф держал его за руку и перебирался поближе к его шее. Больших повреждений пастух не получил, но ударился об землю боком и башкой. Рукав фуфайки был разодран и он перепугался насмерть! Кнут Граф перекусил. Коровы сбились на краю опушки. Вечером с хутора пришли двое угрюмых мужика и сказали, чтобы нас утром здесь не было – таково решение хутора.
Мы снялись и погнали в сторону Минска. К Минску подъехали часам к пяти и быстро устроились на ночлег в отличном кемпинге. Кемпинг был ухожен и чист. Мы разместились в двух легких домиках, стоящих рядом. Это был год олимпиады, и Минск был олимпийским городом. Меня он поразил своим простором и строгой красотой. Мы целый день осматривали его достопримечательности, а вечером решили посидеть в баре и посмотреть телевизор. На следующий день мы планировали выехать домой через Москву. Графа закрыли в домике.
И только я произнес, что, наконец, закончились все наши злоключения и проблемы, завтра домой, как я услышал родной рык. По интонации рева я сразу понял, что Граф вцепился в чужую собаку!
Так оно и было. Дело все в том, что местные менты, в связи с олимпиадой, получили приказ делать обходы со служебной собакой в кемпингах и других подобных местах. Вот и у нас двое ментов, в белых рубашках, с отглаженными брюками с овчаркой делали обход. Граф, унюхав чужого кобеля, выбил легкую дверь и вцепился в овчарку. От неожиданности менты слиняли и из-за домика выглядывали картину. Я прибежал вовремя. Крикнул проводнику, чтобы он хватал своего кобеля за задние ноги, а я своего и по моей команде начал бы растаскивать собак, на что этот идиот кричал, чтобы я сам оттаскивал своего! Тут технология простая: надо это делать одновременно, чтобы одна собака не имела преимущества над другой. Могли быть очень серьезные последствия, а мне еще ехать и ехать. А если Граф будет серьезно ранен? Я еще раз потребовал, но он заржал как лошадь и кричал, что мой твоего задавит за минуту! Собралась толпа приезжих. Я попытался один оттащить Графа, но ментовский кобель был тоже силен и я видел, что если буду Графу мешать, его овчарка – крепкий переросток может его сильно порвать. В этот момент Граф вывернулся и схватил овчарку за глотку. Я видел, что Граф его задавит и еще раз отчаянно заорал менту:
-Хватай за задние! А мент откровенно наслаждался схваткой. Видно было, что он был убежден в победе своего кобеля.
А у овчарки, тем временем, из пасти поплыли розовые пузыри и она обвисла. Тут уж я оттащил Графа. Овчарка подергалась, подергалась и сдохла.
Что тут началось! Хорошо, что у меня была куча свидетелей, которые никогда не испытывали любви к нашим представителям закона. А тут все видели мои усилия и поведение мента – второй куда-то вообще пропал. Я спешно записывал имена и адреса. Мент очухался и заявил, что сейчас он вернется с нарядом и будет с нами разбираться.
Мы собрались за десять минут, прыгнули в машину и помчались в ночь по шикарному минскому шоссе в сторону Москвы. Через полчаса меня остановили за превышение скорости и сделали просечку в талоне. Еще через какое-то время вторую просечку. Я был сильно на взводе и высказал белорусскому гаишнику, все, что я о нем думаю. Он меня обругал, я его, вспомнил всех его родственников и прадедов. Он взял и изорвал мои права в клочья. Таким образом, с одним талоном я проехал до самого Ростова на Дону.
Недели через две-три мне позвонил начальник городского ГАИ. Я заехал. Они с коллегами потешались, читая присланный из Белоруссии протокол.
-Ты что там наделал? – спросил начальник, - расскажи, потешь! А то не протокол, - прямо поэма, какая! Мы тут второй день потешаемся!
Мне выписали новые права.
А с Графом еще много чего происходило, но нельзя же испытывать терпение свих читателей!
Библейский царь Соломон в книге Екклесиаста писал:
- «Составлять много книг – конца не будет, и много читать – утомительно для тела». Еще хорошо, что помню не все!
