Другой анекдот относится уже ко времени нэпа. Устраивая свою новую квартиру, Ольга Пантелеймоновна обнаружила, что в хозяйстве нужен еще один ночной горшок (от времен до канализации пошло в старшей дьяконовской семье, - впрочем, не только в ней, - что ночными горшками пользовались не одни дети). Приобретение его - деликатный вопрос. В эти годы дьяконовского упадка не было прислуги, которой можно было бы поручить это дело. Обе дамы - Ольга Пантелеймоновна и Вера Алексеевна - отправляются в посудно-хозяйственный магазин и, дождавшись, когда у прилавка никого нет, перегибаются к продавцу и шепотом произносят:
- Нам… вазу…
- Вазу? - громогласно возглашает продавец - Пожалуйста! Есть японские! Есть завода имени Ломоносова! Вам какой размер?
- Нет… (шепотом). Нам… вазу…
- Вот я же и предлагаю вам! Вам для цветов или на шкаф?
- Нет… нам… ночную вазу…
- Ночных нет! Есть японские для цветов, есть хрустальные для фруктов, есть…
Между тем у прилавка уже толпа. Мрачный мужчина произносит:
- Да им горшок нужен…
Обе дамы стремглав выбегают из магазина.
Что там горшок! Ни бабушка, ни тетя Вера не могла произнести (и не позволяли произносить другим) слово «штаны» или хотя бы «брюки» - надо было говорить «невыразимые».
В этой игре в чопорность было много напускного. Она не мешала тете Вере очень смешно рассказывать, что она в курсе прейскуранта на проституток, «биржа» которых была у нее под окном. Но считалось, что ее скромность нуждается в особой, сверхординарной охране.
Едва наступают ранние ленинградские сумерки, как тетя Вера уже не решается выходить из дома одна. Как только я стал постарше, меня вызывали не реже раза в неделю телефонным звонком - провожать тетю Веру в гости к её друзьям Шварсалонам, а потом из гостей.
Ее громогласная, иногда истеричная властность сочеталась с преувеличенными требованиями почтительности к себе, неизвестно почему распространявшимися и на маму: тетя Вера не хотела считать ее своей ровней.
В общем, несмотря на незаурядный юмор и определенный ум, тетя Вера была довольно невыносима. До пятидесяти пяти лет она играла при родителях избалованную барскую дочку.
Человеком она стала позже.