-14-  

Александр
 

14 октября 1878, Москва

Отче Антоние!

Я читал два твои последние письма к родным[1], где ты и обо мне упоминаешь. Спасибо за память. Если захочешь мне писать, что очень желательно, то адресуй: Драчевка, д. бывш. Поливанова, кв. No 12. Сию квартиру занимает наша семья, с которой я теперь живу вместе. Каково твои дела? Мои идут понемногу. Да помогут тебе боги счастливо окончить курс. Бог даст, студенствовать вместе будем.

В последнем письме ты обещаешь прислать табаку. Хорошее дело сделаешь. Я хотел бы обеспокоить тебя просьбой: я хотел бы выписывать через твое посредство табак. У нас в Москве за тот табак, который в Таганроге стоит 1 рубль, надо заплатить по меньшей мере 2 р., а по моим средствам мне приходится курить всякую дрянь. Нельзя ли будет устроить это дело без особенных хлопот? Через неделю я выслал бы тебе деньги -- но найдешь ли ты для себя удобным шляться для получения и отправления на почту? Мне хотелось бы ради удобства и выгоды выписать не менее 5 фунтов, но на сие денег не хватит, поэтому придется ограничиться только двумя. Это будет стоить: табак -- 2 р., пересылка 31 к. и посылка тебе денег -- 17 к., итого почти 2 1/2 р. На поверку выходит, что за 1 р. 25 к. можно курить превосходнейший табак. Если бы ты взял на себя труд исполнить без особенного ущерба мою просьбу, то я был бы очень обязан.

Ты напоминаешь о "Безотцовщине"[2]. Я умышленно молчал. Я знаю по себе, как дорого автору его детище, а потому... В "Безотцовщине" две сцены обработаны гениально, если хочешь, но в целом она непростительная, хотя и невинная ложь. Невинная потому, что истекает из незамутненной глубины внутреннего миросозерцания. Что твоя драма ложь -- ты это сам чувствовал, хотя и слабо, и безотчетно, а между прочим, ты на нее затратил столько сил, энергии любви и муки, что другой больше не напишешь. Обработка и драматический талант достойны (у тебя собственно) более крупной деятельности и более широких рамок. Если ты захочешь, я когда-нибудь напишу тебе о твоей драме посерьезнее и подельнее, а теперь только попрошу у тебя извинения за резкость всего только что сказанного. Я знаю, что это тебе неприятно, но делать нечего -- ты спросил, а я ответил, а написать что-либо другое я не смог бы, потому что не смог бы обманывать тебя, если дело идет о лучших порывах твоей души. "Нашла коса на камень" написана превосходным языком и очень характерным для каждого там выведенного лица, но сюжет у тебя очень мелок. Это последнее писание твое я, выдавая для удобства за свое, читал товарищам, людям со вкусом и, между прочим, С.Соловьеву[3], автору "Жениха из Ножевой линии". Во всех случаях ответ был таков: "Слог прекрасен, уменье существует, но наблюдательности мало и житейского опыта нет. Со временем, qui sait? {Кто знает? (фр.)}, сможет выйти дельный писатель". Я от себя прибавлю: познакомься поближе с литературой, иззубри Лермонтова и немецких писателей, Гёте, Гейне и Рюкерта, насколько они доступны в переводах, и тогда твори. Впрочем, этот совет не особенно весок, я рекомендую тебе только свою школу, в которой я учился и учусь. А из меня в отношении творчества ничего дельного не вышло, потому что время вспышек прошло, а за серьезный труд творчества приняться боязно -- зело несведущ sum. Памятны мне всегда в этих случаях желания творчества слова Мефистофеля:

Он (человек) на кузнечика похож,

Который, прыгая, летает

И песню старую в траве все распевает;

Да пусть бы уж в траве -- а то он сует нос

Во все: и в лужу, и в навоз.

Всегда в волненьи, вечно тужит

И в пищу взял себе какой-то "идеал;

Все вдаль влекут его желанья;

Но в нем ни капли нет сознанья,

Что он безумствует...

...И все, что близко и далеко,

Не может утолить души его глубокой.

Однако я заболтался и как-то невольно, начавши за здравье, свел на упокой. Запятые, пожалуйста, сам расставишь, если захочешь, и на слог не обидишься. Кстати, чтобы предохранить зубы на будущее время от боли, купи в аптеке Radix Tormentillae {Корень калгана (лат.).} на пятак, спирту на гривенник, настой одно в другом и каждодневно полощи зубы. 10 капель на рюмку воды. У меня уже около года, благодаря ежедневной чистке и этому полосканью, нет болей. Адью. Пиши.

Твой Александр Чехов.

Тетушка Федосья Яковлевна, напуганная пожарами и боясь сгореть, чтобы быть всегда готовой, ложась спать, облачается in omnia sua {Во все свое (лат.).} и даже в калошах. Смех, да и только! Это факт. Напиши ей об этом. Это она делала под секретом и думала, что никто не замечает.