Ученики старших классов, уже достаточно умудренные гимназическим опытом и уменьем надувать начальство, посещали театр тайком, в статском платье и даже, страха ради иудейска, гримировались, приклеивая себе усы и бороды. В большинстве случаев это сходило с рук удачно, но если нарушитель педагогических запретов попадался, то доставалось ему сильно. Я, будучи уже учеником шестого класса и уже, стало быть, проникнутый самосознанием и духом либерализма (знай наших!), два или три раза ходил в театр с фальшивой бородой. Обошлось благополучно.
Особенно строго воспрещалось посещать так называемую галерку -- самые дешевые места (по-столичному -- раек). Воспрещалось во избежание встреч с подонками общества. Наше начальство было убеждено, что в галерку ходят одни только подонки. Но, вопреки этому мнению, в этом именно ярусе и свили себе гнездо гимназисты. Они инстинктивно чуяли просветительную роль театра, а галерка была как раз по карману -- всего только четвертак, а иногда и двугривенный. Но и четвертак-то бывал не у всякого. Многие из нашего брата -- страстные любители театра -- не платили даже и этого, ухитряясь проскальзывать мимо контролера зайцами или же входя с контролером в тайное соглашение по части пониженной платы, которая в этом случае поступала уже не в кассу театра, а в его личную пользу. Я сам целый сезон ходил на галерку, платя контролеру только по двугривенному, и оба мы не только оставались все время друг другом довольны, но даже ни одному из нас и в голову не приходило, что мы жульничаем. Нужно было соблюдать только одно условие: не занимать место до зажигания люстры, или же входить в середине первого действия. Если в партере или в ложах заседал кто-нибудь из учителей, или же сам директор, то мы, расположившись на галерке, старались не высовывать лиц через барьер и всячески прятались. Зато те из нас, которые явились с паспортами и сидели в купонах или в задних рядах кресел, вели себя очень храбро и в антрактах выходили в фойе, гордо ходили среди разряженной публики и завязывали разговоры с гимназистками и вообще с дамами. Тут уже не только на учителя, но даже и на самого директора не обращалось никакого внимания. Зато на другой день можно было услышать из уст педагога довольно оскорбительный для самолюбия отзыв:
-- Вместо того чтобы по театрам шляться, лучше бы уроки учили. "Эсмеральду" смотрите, а латинских слов не учите...
Некоторые отчаянные храбрецы ухитрялись проникать даже за кулисы. Этим счастливцам завидовала поголовно вся гимназия, и это был такой секрет, которого не решались выдать начальству даже самые легкомысленные болтуны. Закулисные посетители пользовались особым почетом. Каждый готов был изо всех сил услужить такому товарищу, если тот обращался с просьбой:
-- Подсказывай мне сегодня хорошенько, если меня вызовет грек. Я вчера на сцене "толпу" изображал...
Тут уже подсказывали не один, а двое и даже трое наперерыв...
Театр мы любили страстно и подвергали себя всевозможным лишениям, лишь бы набрать денег на галерку. Но для того, чтобы осветить эту нашу любовь, я должен рассказать, что такое был в Таганроге театр в описываемое время.