В феврале 1920 г. тифом заразился и я. Попал в госпиталь. После лечения в госпитале направили в «оздоровительную команду» (в карантин), размещенную в Оренбурге. Вот там мы хватили лиха! Вернее было бы назвать этот карантин не оздоровительным, а упокойным.
По рассказам командиров и комиссаров мы знали, какое тяжелое было тогда время и для страны и для Красной Армии, но в оренбургском карантине хозяйничали или сознательные враги-вредители или совершенно безответственные бездельники. Бараки холодные. Ходили на кладбище, ломали кресты на дрова для печки, чтобы обогреться. Спали на голых нарах. В баню не водили, сменного белья не давали. Завшивели так, что клали кальсоны или рубаху на табуретку и пробивали швы-рубцы на ткани молотком, сокращая число ненасытных паразитов. Ужас, сколько развелось в белье и на теле вшей! Хоть веником мерзкие скопища стряхивай! Кормили нас, «выздоравливающих», паршиво даже по тому голодному времени. Давали каждый день одну и ту же жидкую болтушку из крупы и немного хлеба. Изредка заменяли крупяное варево похлебкой с рыбными костями. Бойцы не выздоравливали, а на глазах увядали. Их одного за другим отправляли в отпуска для лечения на родине.
В Оренбурге и мне становилось все хуже и хуже. Тиф вроде бы заглушили, но доктора нашли хронический бронхит. При очередном медосмотре комиссия вынесла решение о моем отпуске для лечения.
Получил документ о месячном отпуске, а дорога до Коноши тихими поездами со многими пересадками отняла почти три недели. Раньше от Коноши добежал бы на радостях до дому за два дня, а теперь переезжал от деревни к деревне на попутных лошадях больше трех суток. Сам идти не мог. Приехал в Щелканово еле живой.