В конце августа в сельсовет прибыло четыре вооруженных винтовками человека. Прошли по деревням, предупредили родителей, что за сокрытие дезертиров будут судить и их, могут конфисковать имущество. После этого отец сказал: «Иди, Ваня, на службу. Все равно не отвертишься».
Собралась наша дезертирская компания, посовещались. Раз уж с винтовками на нас, как на волков, людей направили, деваться некуда. Пошли в Хозьмино, в волостной исполком. Нас записали как явившихся добровольно и препроводили в Вельск. В уездном военкомате таких, как мы, набралось немало и из других волостей. Всех нас недели две продержали в каком-то пустующем складе под присмотром менявшихся вооруженных охранников. Взятые с собой продукты мы съели, довольствовались раздаваемой раз в день соленой рыбой с куском хлеба и периодически наливаемым в бак кипятком. В углу склада было устроено из досок отхожее место с глубокой ямой.
Когда в складе набралось человек 80, нас зачислили в команду и повели пешком в Коношу. В дороге по утрам делали перекличку — опять оказалось несколько беглецов. В Коноше нас посадили в проходящий из Архангельска поезд с такими же новобранцами и привезли в Ярославль. Там вместе со своими земляками я попал в 1-й запасной стрелковый полк.
В Ярославле и началась моя военная служба. Нас около месяца учили ходить в строю, владеть винтовкой, ползать по-пластунски, окапываться на позициях. Один раз стреляли на стрельбище по мишеням. В нашей роте почти все ребята были в возрасте 19—20 лет и многие до призыва прятались от военкоматов. Может быть, поэтому мы все время находились под присмотром пожилых красноармейцев. И все равно побеги дезертиров не прекращались. Как сводят роту в баню или на занятия за казарменными воротами — кого-то уже нет.