В Щелканове нас, дезертиров, оказалось семеро. Это были красноармейцы, которые приехали домой с отпускными бумагами или самовольно и обратно в части не возвращались. Один из них ушел аж из-под Харькова и всю дорогу прошагал пешком — боялся проверок в поездах. Из новобранцев в такой компании обретался только я. Из сельсовета приходили нарочные, вручали направления в военкомат, предупреждали о суде, но мы в Вельск не шли. Первое время особенно даже и не прятались, жили в своих семьях. Потом пришли письменные предупреждения о суде.
Стали прятаться на сеновалах, в гумнах, в лесных шалашах и дома в тайных местах. Родственники говорили, что мы будто бы ушли в военкомат. В нашей старой избе было очень удобное место — двойной потолок с промежутком между нижними и верхними плахами, куда можно было юркнуть в любой момент. Двойные полы и потолки делались в старину для сохранения тепла в избе.
Из родных осуждал меня только пострадавший на войне от газов Владимир: «Не позорь нашу фамилию, Иван. Василий воюет. Написал, хвалили его перед строем за храбрость в разведке. А ты с кем связался?». От родителей и сестер укоров не слыхал. Отец распечатал над полатями лаз в пространство между потолками. Мать вывешивала в условленном месте полотенце, а при появлении в деревне чужих людей убирали его, чтобы я, возвращаясь домой, знал об опасности.