В августе 1914 года началась война с Германией. В Верховажье, как и везде, призывали в армию мужиков. Много было пролито в те дни женских слез! Команды мобилизованных шли по тракту в Вологду пешком, а их котомки везли на лошадях. Колонны людей и обозы тянулись через Верховажье и днем и ночью. Уходящих на войну благословляли попы с крестами.
Запретили продажу спиртных напитков. В складе Цуваревых на все хмельное наложили пломбы. В магазине тут же расхватали политуру (смоляной раствор) и лак на спирте. Были случаи отравлений таким питьем.
В том же 1914 году поля нашего края сильно пострадали от небывалой на севере засухи. Хлеб почти весь сгорел до жатвы. Цены на все съестное резко выросли. Увеличилось число нищих у церквей. Вдобавок к бесхлебью скот в деревнях охватила сибирская язва. В Верховажской волости были деревни (Наумиха и другие), где пали все лошади и все коровы. Для защиты от заразы огораживали реки и ручьи, не подпускали к ним скот для водопоя. Павший скот закапывали в специально отведенных могильниках.
Цены росли не только на продукты, а и на все товары. Сегодня одна цена, завтра хозяин называет приказчикам другую. Покупатели приходят, ругаются. Со временем все верховажские торговцы начали «зажимать» серебряные и особенно золотые монеты. Вместо сдачи заставляли добирать разные неходовые товары. Упрямым отсчитывали сдачу одними медяками. Были и покупатели, которые высыпали на прилавок пригоршни медных монет.
Товаров в продаже становилось все меньше и меньше. Иссякли запасы и у Цуваревых. Полки опустели, торговали всякой ерундой — колесной мазью, глиняной посудой, гребешками, пуговицами. Нас, подросших «мальчиков», купец чаще использовал на хозяйственных, строительных, ремонтных, огородных и других работах. Число приказчиков сократилось — одних мобилизовали на войну, других хозяин уволил.
Власть в Верховажье, насколько помню, держала Земская управа. Главным начальником считался волостной старшина. Все уездное начальство находилось в Вельске. Народ все гнали и гнали на войну. Говорили, что богатые откупались от армии взятками. Будто бы и Цуварев предлагал сыну Александру такую сделку. У хозяина были хорошие отношения с вельскими купцами и с уездными чиновниками. Но Александр ушел в армию. По его разговорам мы видели, что он был серьезно настроен на защиту Отечества. Возможно, сказалось и то, что он не всегда ладил со скупым отцом. Между ними случались перебранки и в нашем присутствии.
Хозяин поставил меня в скобяной отдел помогать его младшему сыну Дмитрию. Однажды я налил соляной кислоты в принесенную покупателем бутылку, а в ней от какой-то реакции образовалась пена. Когда бутылку взял в руки Дмитрий, пробку вышибло, кислота брызнула на его одежду. Видевший это Цуварев налетел на меня с кулаками. Дал крепкий тычок по ребрам и обозленный покупатель — кислота смочила и его рукав. Меня поколотили и отматерили, а Дмитрий умылся, сменил испорченный пиджак, вернулся к прилавку и сказал отцу: «Не убирай от меня Ваньку. Вперед умнее будет, во что попало кислоту не нальет».
Тяжелая работа от зари до зари, жизнь впроголодь, брань, а то и рукоприкладство — вот что осталось у меня в памяти от четырех лет пребывания у купеческой семьи в Верховажье.