Начиная с 1925 года я всецело посвятил себя работе в реставрационных мастерских, отказавшись постепенно от директорства в Третьяковской галерее, от заведования реставрационным подотделом музейного отдела и под конец от преподавательской деятельности в первом Московском государственном университете, где я в течение десяти лет читал курс "Теория и практика научной реставрации памятников искусства и старины". (Галерея живописи великих художников: Картины и биография Пиросмани.)
В 1930 году я просил освободить меня и от обязанностей директора реставрационных мастерских, чтобы всецело отдаться живописи и, на досуге от нее, историко-литературной работе.
Мне было тяжело покидать дело, мною начатое и выпестованное, соединенными усилиями всех моих сотрудников и друзей вознесенное на большую Научную высоту, общепризнанную в западноевропейских музейных и научно-художественных кругах. При всех известных типографских и издательских затруднениях мне все же всякими правдами и неправдами удалось выпустить два сборника "Реставрационных мастерских": один - в 1926-м, другой - в 1928 году.
Оба эти сборника нашли восторженную оценку за границей, со стороны крупнейших византинистов Берлина, Парижа, Лондона и Нью-Йорка, а также со стороны историков искусства вообще. К сожалению, в них опубликована лишь незначительная часть того, что сделано было за первые десять лет революции в совершенно новой, неизвестной ранее области исследования, выявления и изучения памятников искусства методами реставрационной теории и практики.
Задуманному в 1929 году третьему сборнику не было уже суждено осуществиться, почему совершенно неотмеченной осталась работа по исследованию памятников живописи при помощи лучей Рентгена, ультрафиолетовых и других, поставленная в мастерских С.А.Тороповым серьезно и углубленно. Эту работу Советский Союз мог бы с гордостью противопоставить всему, что в данном направлении производится сейчас в Лувре и других мировых музеях, без риска оказаться ниже их по своим достижениям.
В славном древнем здании, в котором помещались мастерские, по преданию доме Малюты Скуратова, на самом же деле постройке XVII века, с фасадом петровского зодчего Зарудного, протекли лучшие творческие годы моей научно-исследовательской деятельности. Здесь были мною написаны исследования об Андрее Рублеве и о мадонне Del Popolo Рафаэля, вывезенной мною из Нижнего Тагила в 1925 году.
Здесь же протекала общая дружеская, исполненная подлинного энтузиазма работа всего нашего реставрационного коллектива, не знавшего склоки, трений и даже простого недружелюбия.
Недавно весь Советский Союз пережил тяжелую утрату - умер Анатолий Васильевич Луначарский. Создатель музейного отдела и убежденный защитник реставрационных мастерских от всех и всяких наскоков, откуда бы они ни исходили, он был той гранитной скалой, за которой они могли развивать и ширить свою деятельность. Его утрату все мы почувствовали болезненно, я лично - с особенной остротой, ибо его отношение ко мне было исключительно трогательным и нежным. Когда в мае 1928 года Совнаркомом было установлено новое звание "заслуженного деятеля искусства", Анатолий Васильевич представил меня первым к нему, о чем сообщил мне в тот же день по телефону и чем тронул до глубины души. Он позвонил мне в реставрационные мастерские, и я понял, что он имел в виду отметить именно эту сторону деятельности, особенно им ценившуюся.
В 1930 году мне приходилось выбирать между администрированием, становившимся день ото дня сложнее и труднее, и личным творчеством. Выбора для меня не было. Назначение мне Совнаркомом высокой персональной пенсии открывало возможности и ускорило мой уход. Как ни тяжело было расставаться со старыми, верными, беззаветно преданными делу друзьями, но тоска по живописи взяла верх.
Свободное копирование
